Дон Делило - Весы

— Что это ты, Бобби?

— Что?

— Ты в рабочей одежде.

— Мне удалось выбить сверхурочные. А что делать, я же сегодня не иду в прачечную.

— То есть из-за меня ты не идешь прачечную? К этому ты клонишь?

— Это я так, просто говорю. Сумел пропихнуть четыре часа сверхурочно.

— Ты бросаешься в глаза. Не тот случай, когда стоит выделяться.

— На дерьмо никто не смотрит. Мы проскочим быстро и незаметно. Іде пистолет?

Ли снял револьвер с ремня и положил на сиденье между ними.

— Патроны достал?

— Полно, — сказал Дюпар. — Купил пятнадцать штук у какого-то школьника на улице. Изготовители разные, но 38-го калибра, так что, думаю, проблем не будет.

— А я думаю, что выстрелов не будет. Только в крайнем случае.

Притормозив на первом светофоре, Бобби снял магазин, вынул из нагрудного кармана шесть патронов и вставил их в гнезда.

— Есть хороший знак, — сказал Ли. — Револьвер я заказал в январе, винтовку — в марте. Оба пришли в один день. Жена назвала бы это судьбой.

— А что ты ей скажешь насчет сегодня?

— Она считает, что я на машинописи. Я бросил эти курсы две недели назад. Меня уволили с работы в прошлую субботу.

— Я жутко боюсь, что меня уволят.

— Сказали, я неточно работаю. К этому все и шло. Так же, как все шло к сегодняшнему вечеру. В Гаване узнают об этом. Еще до полуночи новость долетит до Фиделя.

Они пересекли реку Тринити и съехали на виадук Коммерс-стрит.

— Я так понял, что эта винтовка — из военных излишков. Откуда ты знаешь, что она стреляет?

— Я завернул ее в плащ и поехал на Лав-Филд. Затем спустился к реке, на запад от автострады, там есть место, где люди испытывают оружие. Просто война среди бела дня.

— А ремень-то, лямка эта, будто сняли с тенор-саксофона.

— Она вполне годится. Все работает нормально. Все на месте. Я все тщательно продумал. Обошел шесть оружейных магазинов, пока нашел боеприпасы для такого карабина.

— Об одном только думаю — генерал должен умереть.

— Я застрелю его с первого раза, — тихо произнес Ли.

— Надоело так погано себя чувствовать все время.

— Можно четко попасть в любое окно.

— Пусть сдохнет.

— Меньше сорока ярдов, — сказал Ли.

— За Миссисипи, за Джона Бёрча, за «Ку-клукс-клан», за все, блядь.

Глаза Бобби слегка затуманились. Оба помолчали какое-то время. Жаркий ветер дул в окна. Они ехали по Стеммонс к Оук-Лоун-авеню.

— На Эвондейл повернем влево, — сказал Ли, — в переулок, который ведет к парковке у церкви, до нее где-то двести пятьдесят футов. Поедем медленно. В конце переулка я выйду. Ты поедешь дальше и повернешь направо к церкви. Там будет идти служба. А ты как бы мормон, который опоздал. Остановишься и будешь ждать. Фары выключишь. Я буду целиться через ограду в заднюю часть дома Уокера. Линия огня свободна. Ты ждешь. Я вижу его сейчас, как на картинке. Он любит, когда в доме повсюду горит свет. По вечерам он сидит у себя в кабинете.

У него была подписка на «Тайм» на тридцать девять недель. Он представил, что в «Тайм» поместили ту фотографию с заднего двора. Кастровский партизан с оружием и подрывными журналами. Представил обложку «Тайм». Эту фотографию увидят во всем социалистическом мире. Человек, который стрелял в фашистского генерала. Друг революции.

— В Гаване оценят по достоинству, что мы это сделали семнадцатого апреля, — сказал Ли. — Два года с того дня. Вторжение породило генерала Уокера — больше, чем любое другое событие.

Они свернули на Эвондейл. Ли заметил, что Дюпар уставился на него, подняв белые от муки брови.

— Семнадцатое. Какое семнадцатое? — спросил он.

— Сегодня же среда, так?

— Сегодня десятое.

Тед Уокер сидел за столом в своем кабинете. Холостяк пятидесяти трех лет, он выглядел чьим-нибудь обыкновенным соседом: довольно высокий, кустистые брови, подбородок и шея слегка дряблые, чуть сутулый, строгий с детьми сосед. Он заполнял свою налоговую декларацию.

Самая большая американская нелепица. Генерал Уокер заполняет налоговую декларацию.

Он привык говорить о себе в третьем лице. Он говорил журналистам о положении дел Уокера, о попытках заставить Уокера замолчать. Ничего удивительного, что у него есть личность «для публики», учитывая пристальное и трепетное внимание местной прессы, где он в прошлом октябре по горячим следам комментировал кубинский ракетный кризис. Именно президент Джек сказал об «Утренних новостях»: «Я уверен, жители Далласа рады, когда наступит день».