Юрий Невский - Железные игрушки — магнитный потолок

Брякнула щеколдой, хлопнула дверью, бросилась в комнату. Обезумевший от виброзвонка мобильный телефон ползал по столу, расталкивая спутанные листы рукописи. Да, это встревоженный Янис. Не взяла трубку. Прижалась пылающим лбом к ледяному стеклу… как к холодному боку сжимающего кольцами, страшно и замедленно проползающего, расталкивая гремящие жестью льдинки (эту слюду, мозаику в крови, цепенеющую зимним предчувствием), шершавому тулову полоза времён. Снегопад перестал, грозя превратиться в измотавшую душу ржаво-кислую слякоть, с крыши капало. Что это… что с ней? начинающаяся ангина? температура? проклятие сквозняков? Соленая влага защипала глаза… Отчего так трагично предопределение судьбы? Она, Ингрида, вбита, вставлена в обойму, запрессована в рулевую колонку — и нет ни малейшего люфта, ни йоты пространства для маневра. К черту, глобальное равновесие! Наплевать на расстановку сил в мире! Ингрида плакала по-детски, швыркая носом, уткнувшись в рукав халата. Горькие крупные слезы, одна за одной срывались секундами последнего отсчета и падали… Половина девятого. Сипло и прощально пропела за лесами электричка, убегающая в Москву. Слезы катились по голубоватому лунному лезвию в безвольно опущенной руке.

Прошагав от «угла» по дороге на Монахово двенадцать километров, я внезапно остановился, как бы налетев на невидимую преграду.

Лесная дорога взбиралась на солнечные перекаты, ныряла в тенистые сумерки низин, разъединяя, словно дорожка замка-«молнии», шумящий влажно, после прошедших дождей, лес. Голубизна неба раскрывалась во всю ширь над резными и зубчатыми кронами, расходящимися постепенно… И казалось, больше ничего нет на свете. Одна лишь дорога, лес, небо.

И комары.

До Монахово оставалось километров восемь.

Эта дорога странно растягивалась, как резиновая. Я выбивался из графика, и из сил тоже. Сказывалась усталость после многодневного похода. А по этой дороге не идти — бежать надо! Несмотря на тяжелый рюкзак, не отдыхая и не останавливаясь. Она пересекает болотистый перешеек полуострова Святой Нос, на Байкале (по сути, от «угла» Баргузинского залива, до «угла» Чивыркуйского). Про себя я называл ее «дорогой смерти». Все дело — в комарах.

Но вот остановился… с удивлением рассматривал то, что привлекло внимание. В придорожной канаве, в кустах.

Заросшая, кособокая могильная оградка с заржавленной, когда-то покрашенной серебрянкой, пирамидкой. Ни крестика, ни звездочки, никакого следа… Что за горемыка нашел здесь последнее пристанище? Кладбищенский мотив (навеваемый под сурдинку нудно зудящих кровопийц) вовсе не прибавлял оптимизма. Из моих глаз текли слезы.

Правда, не от того, что задумался о бренности земного. Некогда думать об этом одинокому туристу, пересекающему каменистые нагорья, блуждающему дикими распадками, непролазными дебрями. Хотя, бывает… убьешься за день, выхлебаешь кружку ледяной воды, разболтав в ней бульонный кубик, мечтаешь забраться в промокший спальник. И почему-то в этот временной промежуток (между «ужином» — и «постелью») они как раз и вползут. Мысли о бренности.

Нет, нет… по лбу катился пот. Смешиваясь с ядовитым антикомарином, которым приходилось то и дело обрызгиваться, пот становился кислотой, разъедающей глаза и кожу. Испытанный до этого химический баллончик раньше действовал «скрылсшибательно». На местных же «летающих пираний» (подозреваю, особый отряд, расплодившийся над этой дорогой и неизвестный науке) производил впечатление лишь первые десять минут. После прошедших дождей разгоралась жара. Серая комариная туча, пронизываемая слепнями и шершнями (мерзость несусветная!), колыхалась надо мной.

«Как же его угораздило-то… — между тем я размышлял над скорбным пристанищем. — Не иначе, разбившийся спьяну водитель. Ведь здесь, как и повсюду на плохих дорогах в России — это национальный экстрим. Упиться и «догоняться». Мчаться за водкой все равно куда. Но, в свою очередь, неслышно шелестящая смерть догоняет беглеца. Легко касается плеча. Подталкивает под руку. Машина летит с откоса». В слепящем мареве яростного дня картинка морочила воспаленное сознание.

Но тут случилась оказия…

Да еще какая!

Позади зашелестело нечто серо-серебристое… (Сверхгигантское комариное облако? шершень-мутант?! сейчас сшибет!) Джип!! Он невероятным образом слился в сгусток, материализовался… Или перед глазами мельтешила мгла-морок? Светящиеся точки? Едкая кислота, каплями повисшая на ресницах? Нет, вполне реальный. Матовый. И покрашен серебрянкой. Сравнение пришло невольно, как только отвел взгляд от придорожной пирамидки.