Юрий Невский - Железные игрушки — магнитный потолок

Хорошо!

Яниса Земзаре, видимо, основательно переклинило из-за этого, неведомо откуда возникшего, «духа» русского математика. Доказывать, что все это вилами на воде написано, бесполезно. Она и не стала. Но… Москва? В ее памяти словно зажглась сигнальная лампочка; какая-то зацепка? воспоминание?

Поскольку этого требовал статус, Ингрида работала над монографией о почти неизвестном ныне латышском художнике. А между тем, всего лишь полтора десятка его работ «были, по сути, тем семенем авангардистских изысков, давшем впоследствии столь буйные всходы», как отмечала она в своем научном труде.

Художника можно было (и хотелось бы) причислить к основоположникам авангардизма, но возникали вопросы… Во-первых, почти полное отсутствие фактического материала о нем. Во-вторых, назвать его «сыном Латвии» можно разве что по месту рождения, скорее — «пасынком» (перед Второй мировой войной он оказался в изгнании, скитался по Европе, умер в нищете и безызвестности). В-третьих, принято считать, он пришел к своему стилю в конце сороковых годов под влиянием европейских мастеров. Собственно, никто бы про него вообще не знал, но его работы оказались в еще советской Латвии, их передала в дар не то румынка, живущая во Франции (не то француженка из Румынии)… В общем, бывшая жена художника. И тогда это была то странная и невнятная история, теперь же разобраться в том, что и как происходило, вовсе никакой возможности.

Но Ингриде вспомнилось вот что. Как-то в общении с одним известным живописцем она с удивлением узнала, что когда-то он видел работы «пасынка латышского авангардизма», напечатанные в каталоге выставки, прошедшей в конце тридцатых годов. Небольшая книжка попалась ему в руки в библиотеке подмосковного Дома творчества. В выставке участвовали признанные ныне «отцы-основатели» авангардизма. В конце тридцатых! Возможно, свои первые работы художник сделал в Латвии — и пришел к своему стилю самостоятельно, без какого-то «европейского влияния». Это в корне меняло устоявшееся, еще со времен советского официоза, мнение!

Тогда она не придала этому значения. Творчество авангардиста не было актуальным, к научному исследованию о нем она не приступала и сама мысль, чтобы реально куда-то отправиться, искать артефакт, просто не могла возникнуть. А сейчас, за годы коренного излома в России, мало ли что могло произойти с Домом творчества, тем более, с какой-то библиотекой? Да камня на камне, возможно, не осталось… «Нет, ничего не изменилось, приезжайте, — ответили в секретариате Союза художников, когда позвонила в Москву. — Платите за проживание на общих основаниях и живите, сколько надо».

«А библиотека… сохранилась ли библиотека в Доме творчества? Мне нужно в ней кое-что найти».

«Про библиотеку мы ничего не знаем, нужно выяснять на месте», — ответили ей. Это уже шанс! Замечательно. Раз Янис настаивает, она поедет и добудет эту «иголку, в которой смерть Кощеева». Но заодно, если повезет, приобщится к мистическому творчеству художника-изгоя.

Янис был только рад. И для Ингриды поездка в Москву, если она найдет каталог, могла оказаться новым толчком в ее, пробусовывающей из-за отсутствия фактических материалов, научной деятельности. Но как это осуществить? Вначале думала побывать в Доме, ознакомиться; остановиться же в одной уютной ведомственной гостинице. Но возникли проблемы. Добираться от Москвы, от Ярославского вокзала до платформы, где находится Дом — на электричке. От этой платформы идти пешком. Первый раз, когда она поехала, на это ушло полдня. Не все электрички там останавливаются, расписание сквозит «окнами». Возвращаться вечером и страшно, и опасно. К тому же, никто ее не пустит в библиотеку, если она не «оплатит проживание на общих основаниях». Ну ладно… Она может несколько дней пожить в Подмосковье, в Доме творчества. Принявший ее Нижний Человек-Дежурный вписал в свою Книгу, выдал постельное белье. Серо-вато-влажное, с легким хлорным амбре. Она взяла, но у себя отложила в сторону, не разворачивая. По совету Яниса, привезла свой комплект с синими акварелями вечерней Старой Риги.

Это, может, и навевало бы крепкий сладкий сон…

Но не в этом, как он называется, «жилом отсеке», состоящем из двух комнат. Ее и, как оказалось, имеющихся в наличии соседей. Одно на всех «место общего пользования». В соседней комнате постоянно живут какие-то Петр и Анна (ну, разумеется, словно бы традиционные персонажи русских анекдотов: Петька и его неизменная боевая подруга Анка-пулеметчица). При этом она выяснила: Дом творчества почти пустой. Во всяком случае, все комнаты на втором этаже свободны. Почему нужно подселять к кому-то? Хорошо, она перетерпит несколько дней. Но ведь и им, Петру и Анне, неудобно каждый раз к кому-то приноравливаться?!