Дуровъ - Все схвачено

Она была красивой, элегантной, усталой, но ничуть явлению Легата не удивленной. Села напротив, подбородок рукой подперла, уставилась на пришлеца черными глазами, спросила:

– И что?

– Мы здесь будем говорить? – полюбопытствовал Легат.

– Нет, конечно. Вы меня куда-нибудь отвезете и покормите. Я с утра ничего не ела.

– То-то и оно, – удовлетворенно согласился Легат. – Поехали, если вы готовы.

И поехали они на его казенном авто в тихий и почти всегда полупустой ресторан «Побережье», расположенный у набережной Реки у моста – неподалеку от Южного вокзала. Кухня там была хорошей и не без фантазии, Легата знали и относились с пиететом, девочка играла на арфе негромко и нечасто, тихому конфиденциальному разговору ничего не мешало.

Начали с устриц, поскольку месяц для них был подходящий – буква «р» в названии месяца отсутствовала, да и Оса захотела. Легат устриц не любил, потому что едой не считал. Еда – это когда жуют и ощущают вкус, а не только послевкусие. А устрица – раз! – и в желудке. И послевкусие неясное и зыбкое. Но кобениться Легат не стал. Не жрать сюда пришел.

Вино сомелье предложил на выбор, зная вкус и пристрастия Легата. Легат решил гулять и выбрал едва ли не лучшую марку вина, изготовленного в Центральной части Страны Сапога, да еще и урожая девяносто девятого, вина шелковистого, с сильным и долгим вкусом. Стоило оно немерено, куда дороже, чем в Стране-Сапоге, но и встреча с Осой того стоила.

Легат вино продегустировал, одобрил, сомелье разлил его по бокалам, пожелал приятно аппетита и стерся. А Легат бокал поднял и предложил:

– За тех, кого мы любим вопреки здравому смыслу.

И попал.

– Хороший тост, – согласилась Оса. – Только ведь и любовь – она всегда вопреки. Я никогда не умела понять тех, кто любит потому что…

Свели бокалы, сделали по глотку.

Оса за устриц принялась.

А Легат начал говорить. Он говорил о том, как нашел Гумбольдта, кто его к Гумбольдту привез, как Гумбольдт себя ощущает там и что собирается делать. Он не скрыл и легкой ссоры, которая случилась на исходе встречи. Он рассказал и о Джуниоре. И о своем возвращении к Гумбольдту, то есть о второй – совсем краткой! – встрече. Оса слушала, не встревая в рассказ, ела устриц и съела всех.

Поняла, воскликнула:

– Ой, а я все сожрала, как акула. А как же вы теперь?

Он засмеялся. Оса действительно забавно распереживалась.

– Я их не люблю и не понимаю. У меня впереди хорошее мясо, я везде ем то, что проверено не раз… Давайте поднимем тост за то, чтобы наша жизнь была бы чуть понятнее нам, чтобы мы не слишком часто ждали от нее пакостей, а уж коли без них – никак, то пусть их будет поменьше.

Опять чокнулись, опять пригубили.

Возникло время поговорить – до явления main course, иначе – главного блюда.

– По-вашему, он не вернется? – спросила Оса.

– По-моему – нет. Да и по его – тоже. Видимо, он – фанатик той идеи, которую он сам счел правильной. Это – спасение Джуниора от судьбы, которую прожил сам Гумбольдт. Вопрос: а возможно ли вообще влияние на Гумбольдта? Джуниор – это же он сам…

Оса молчала, слушала арфу. Легат с ответом не торопил.

– Плохо представляю, чтобы кто-то мог повлиять на его решение. – Она начала медленно, почему-то глядя в сторону и в пол. – Кроме него самого. Но и на его характер повлиять – тоже проблемно. Это я о Гумбольдте. Я росла в семье, где мой старший брат связался с не самой умной, хотя, может, с весьма агрессивной компанией, его арестовали, судили, посадили… Вы сами все знаете. А потом я выросла, он вернулся. Я училась петь, он где-то, не помню, работал, работу менял часто, куда-то надолго пропал, жизнь нас разводила, разводила, почти развела… Потом опять свела. Я уже вовсю гастролировала.

– Значит, вы не помните человека, который пришел к вашему сводному брату в дом, назвался другом его отца, остался жить, растил Гумбольдта, который для удобства общения стал называться Джуниором. Он и вас очень любил, приходил к вам домой… вы ведь жили у своего отца, а мама у вас с братом была общая…

– Не помню. Более того, уверена: никакого друга и наставника у моего брата не было. А биографию его вы знаете. Точнее – судьбу…

– Но я же рассказал вам о том, что произошло, когда Гумбольдт… ваш брат!.. вернулся из две тысячи седьмого в шестьдесят седьмой прошлого века…

– Ну и что? Рассказали. Допустим, я услышала. Но не поверила. Я не люблю фантастику.

– Увы, это не фантастика, а реальность… Просто у вас где-то рядом есть еще один брат. Тот, которого пытался воспитать Гумбольдт, вернувшийся в прошлое из дня нынешнего.