Яков Шехтер - Поцелуй Большого Змея

Во-первых – Кинерет. Его видно почти от края до края. Вода в нем прозрачна и текуча, она то яростно сверкает под солнечными лучами, то нежно переливается в свете луны. Озеро постоянно меняет цвет: от темно-серого, почти свинцового в непогоду, до ярко-голубого с лазурными полосами от ветра в жаркие ясные дни. У берегов курчавится белая полоска пены, поднимаемая легким прибоем. Линия берега неровная, то там, то тут в озеро вдаются небольшие мысы, густо поросшие олеандрами и тамарисками.

Над всей растительностью преобладают колючие кусты каперса. Весной мы спускаемся вниз и набираем две большие бочки плодов. Мать засаливает их, и мы едим эти маленькие ароматные горошинки всю зиму, вспоминая о лете.

Больше всего на Кинерете я люблю небольшие бухточки, прячущиеся между горячих утесов. Берег в них чистый, без тины, если сесть на песок у самой кромки и долго смотреть на лазурно переливающуюся поверхность воды, то начинает казаться, будто озеро сливается с небом или небо впадает прямо в Кинерет.

А во-вторых, – тут Кифа мечтательно вздохнул. – Во-вторых, горы и простор. Мне так не хватает в Кумране простора для глаз.

Он сокрушенно вздохнул.

– Я понимаю, духовное пространство безгранично. Тот, кто умеет заглянуть в себя, не нуждается во внешних проявлениях красоты. Ведь самое прекрасное, величественное и безграничное на свете – это душа человека. Я понимаю. И все же…

Он снова сокрушенно вздохнул и перевел взгляд на вершину кипариса, над которой проплывало пухлое белое облако. Сухой и жаркий ветерок, доносившийся с Соленого моря, едва заметно шевелил хвою на верхушке дерева. Терпкий, характерный запах моря был таким ощутимым, что, казалось, к нему можно прикоснуться рукой.

– И все же, мой глаз устает от непрерывного утыкания в стены и низкие потолки. От постоянного сумрака меркнет взор, душа стеснена отсутствием простора. Я должен работать над этим, Шуа, я должен преодолеть это в себе.

Он замолк, наверное, уносясь мыслями к своему озеру. Довольно долго мы сидели в тишине, я терпеливо выжидал, пока у Кифы снова появится настроение говорить.

– Так вот, – начал он, встряхнувшись, словно собака, вылезшая из ручья. – Представь себе: вода – цвета небесной лазури, а над ней – небо цвета озерной воды и между ними коричневые берега, покрытые складками, точно небрежно брошенный хитон. И насколько хватает глаз: горы, горы и горы. На севере белыми линиями высечены уходящие под облака снежные вершины Хермона. Запад украшают волнистые, поросшие лесом холмы Галилеи, а с востока розоватая бархатистая дымка всегда висит над возвышенной, длинной террасой Голанского плоскогорья, уходящего на юг, в сторону Содомской пустыни и на север – к Дамаску и Антиохии.

С нашей горы хорошо различима блестящая полоска Иордана, видны стаи веселых птиц, в низком полете пересекающих озеро. Они долго кружат над вершинами деревьев, прежде чем садятся на ветки. Ветер заносит на гору сладкий запах цветов и зреющих фиников. Каждый глоток этого воздуха целебен, словно чудесный эликсир, изготовленный руками Наставника.

– Эликсир Наставника? – переспросил я. – Никогда о таком не слышал.

– Еще бы, – хмыкнул Кифа. – Ты еще много о чем не слышал. Есть вещи, о которых можно узнать только в стенах обители. Например, про особую траву, цветущую раз в несколько лет посреди Содомской пустыни. Ее семена выглядят, как мелкие черные камешки, отличить их от обыкновенной гальки практически невозможно. Цветет она два-три дня и сразу увядает. Вообще, весна в пустыне коротка, неделя-другая зеленого цвета, а потом снова все становится черным и желтым. Место, где растет трава, знают только Наставник и главы направлений. Добраться до него непросто, к тому же надо точно подгадать время, иначе вместо травы можно увидеть только голые осыпи камней.

Так вот, трава эта называется бессмертник. Ее настой обладает удиви тельными свойствами. Тому, кто выпьет несколько капель, не страшны любые яды. Бальзам, изготовленный из бессмертника, лечит проказу; порезы, смазанные бальзамом, затягиваются буквально на глазах; гниющие раны заживают в течение двух-трех дней. Если избранный доживает до восьмидесяти лет, он начинает каждый месяц получать глоток эликсира бессмертия, изготовленного лично Наставником. Поэтому наши старики и живут так долго, Шуа.

– А отец говорил, будто одна из причин долголетия избранных – сухой и чистый воздух подземелий и ровный неяркий свет.