Яков Шехтер - Поцелуй Большого Змея

В какой-то момент я почувствовал сильный голод. В животе начало бурчать так громко, что я невольно прикрыл его руками. Ноги от долгого сидения затекли, и голова работала все хуже и хуже. Наконец я не выдержал и попросил передышки.

– Ты уже устал? – искренне удивился Малих.

– Да, учитель. Сил не хватает.

– Те, кому не хватает сил, – назидательно произнес Малих, – останавливаются на полдороге. Ты же не успел сделать даже половины шага. Ладно, ложись на живот и прикрой глаза.

Я улегся посреди комнаты и с облегчением сомкнул веки. Малих присел рядом, и я скоро почувствовал, как ледяной холод окружает мою голову.

– Не открывай глаза, – жестко предупредил Малих. – Не вздумай открывать глаза.

Не знаю, сколько времени продлилось мое лежание, но когда мне было позволено встать, усталость как рукой сняло. Я уже не хотел ни пить, ни есть, и урчание в животе тоже прекратилось.

А Малих, обрадованный приливом моих сил, начал диктовать нечто странное и малопонятное. Оно, как, впрочем, и все остальные выученные правила, до сих пор прочно сидит в моей голове, крепко уцепившись за память острыми краешками букв.

– Суть «одежд», которые состоят из дней человека, – монотонным голосом бубнил Малих, – в том, что человек и время – это мужское и женское начала. Человек и все ступени его души – это мужское, а время мира – женское. Это душа и дух. И поскольку душа сопричастна телу, из дней и годов образуется тело для духа, как сказано: «Женское окружает мужское».

Он остановился и посмотрел на меня.

– Тебе все понятно, Шуа?

– Нет, – я отрицательно покрутил головой. – Мне ничего не понятно, учитель Малих.

– Это хорошо, – с явным облегчением вздохнул Малих. – А то я уже испугался.

Он немного помолчал, а потом добавил.

– Есть мысли, которые осознаются только в реке. Их невозможно усвоить, стоя на берегу. Ты всего лишь опустил в воду пальцы правой ноги. Было бы очень странным и даже возмутительным, если бы мальчик в твоем состоянии понимал, о чем идет речь. Даже очень способный мальчик.

Он снова замолчал, и некоторое время молча расхаживал по комнате.

– Ладно. Давай продолжим. Я скажу тебе еще несколько фраз, и ты запомнишь их так же, как и предыдущие правила. Неважно, что понимание пока далеко от тебя. Душа сама поймет. Повторяй эти слова вместе с правилами.

Хорошо сказал третий Наставник: время – друг и любимая человека. Он разделил время на три части: прошлое, настоящее и будущее, которым соответствуют три части души и три части тела: голова, сердце и чресла.

Как голова, начало тела и самое высшее в нем, снижается, переходя в другие части, так же изменяется прошлое по отношению к настоящему. Так же и время – суть его в настоящем, а прошлое – только учитель, способный оказать помощь.

И хватит на сегодня, – сказал Малих, усаживаясь на соседний камень. – Начинай повторять.

И я принялся повторять с самого начала все выученное за день. Малих внимал моим словам, слегка раскачиваясь и кивая головой в такт, словно слушая музыку.

– Хорошо, хорошо, – иногда говорил он. – Просто замечательно, хорошо.

Когда я закончил, он снова погладил меня по голове. Теперь я не хотел уворачиваться, ведь пальцы Малиха приносили покой и силу.

– Ты способный мальчик с прекрасной памятью, – сказал Малих, не опуская руки. – Сосуд, способный вместить много света. Очень много света. Только не ленись и слушайся учителей.

Он поднялся на ноги.

– Урок закончен. Завтра после Дома собраний ты приходишь прямо сюда. Переодевшись, конечно. Дорогу запомнил?

– Запомнил.

– Доброго тебе света. И не забудь перед сном повторить сто один раз все, что мы прошли за сегодня.

– Но когда же я успею, учитель Малих?!

Он пожал плечами, молча повернулся и вышел из комнаты.

Первые два дня работы над рукописью пролетели, как во сне. Мне и в голову не приходило, что я смогу настолько увлечься повествованием. История, рассказанная Шуа, предстала перед моими глазами явственно и четко, будто в кинофильме.

Наверное, тому способствовали окружавшие меня необычные обстоятельства. Опасность, витавшая в воздухе, обострила чувства. Детали приблизились, словно под окулярами бинокля. Я чувствовал ступнями прохладные плиты Кумранских подземелий, а шум пальмы за окном напоминал шорох ветра в коридорах обители.

Свой сотовый я отключил, закрыл Outlook Express, переносную трубку обычного телефона жена унесла на кухню. Я плотно затворил жалюзи в окнах кабинета, чтобы ни один отблеск озорного средиземноморского солнца не попал на экран компьютера. Темнота, воцарившаяся в комнате, походила на мрак второго уровня пещер, по которому расхаживали персонажи. Окно я открывал лишь после полуночи, и пальма, шумевшая под порывами ночного ветра, словно десять тысяч голодных мышей, до рассвета могла наблюдать голубое свечение экрана.