Дмитрий Лекух - Игра слов

Вот мы и полезли.

Правда, не на потолок.

На крышу.

А что?

Весна…

Поздняя.

Конец мая…

К тому же у Сашки дом хорошо стоит.

Старая Москва, рядом с набережной.

Хорошо.

С реки ветерок обдувает, солнышко – только встало, еще не жарит, не обкладывает духотой каменного мешка.

Уселись.

Точнее – кто уселся, а кто и улегся, раскинув руки и уставившись в синее и свежее весеннее московское небо.

Сашка с Лысым бутылку вискарика с собой прихватили, Марк решил косячок забить, мы с Русланычем – просто по сигарете выкурить на пока еще свежем воздухе.

Тихо…

Суббота, народ отсыпается…

Только дворники внизу привычно суетятся да изредка машины по набережной проезжают.

А так – покой…

И черт меня дернул эту тему затронуть…

– Лысый, – говорю. – Ты же в прежней жизни – летчиком был? Так?

– Ну, был, – отвечает, прихлебывая виски из горлышка. – А что?

– Да ничего, – говорю. – В небо не тянет?

Он сначала как-то странно замолчал, побалтывая в бутылке дорогущую шотландскую ячменную самогонку.

А потом – взорвался…

– Чо ты, – орет, – урод долбанный, под кожу-то лезешь?! Твое какое дело, куда меня тянет!!!

Еле успокоили.

Все равно мне раз пять извиняться перед ним пришлось, пока до этого придурка очкастого дошло, что ни под какую такую кожу я к нему лезть не собирался. И то, только после того, как его вопли звонок на мой мобильный прервал.

Машка.

Жена, в смысле.

– Здоров, – говорит. – Все еще у Сашки сидите?

– Ну, не совсем, – смеюсь, – у Сашки. На крышу выползли, на солнышке погреться…

– Ну, вы больные, – ржет. – А я уже проснулась…

– Это, – ухмыляюсь, – оттого, что вчера рано уехала. А то бы вместе с нами – еще и не ложилась…

– Эт точно, – зевает. – А кто это там у вас так разоряется?

– Да это Лысый, – говорю, – на меня обижается…

Гляжу, Лысый хоть и продолжает бурчать, но уже – прислушивается.

Хороший знак.

Он, в принципе, парень отходчивый…

– Это чем это, – удивляется Машка, – ты его обидеть сумел?

– Да сам не понял, – жму плечами. – Про профессию его прежнюю спросил, он же – летчиком у нас был, авиатором, так сказать. Вот с того момента и не дает слова вставить…

– Эх, мужики-мужики, – вздыхает моя мудрая половина. – Вам только дай повод друг на друга поорать. Ладно, вы еще надолго там?

– Да бог его знает, – говорю. – А что случилось-то?

– Да ничего, – смеется, – мне просто завтрак готовить лень. Если часок подождешь, я за тобой заеду да поедем куда-нибудь, позавтракаем.

– Принимается, – отвечаю. – Жду.

– Ну, тогда целую. Пока.

– Пока.

Отключил телефон, гляжу – Лысый уже улыбается.

Идиот.

– Что лыбишься-то? – спрашиваю.

Он вздыхает.

– Да так, – говорит. – Повезло тебе с женой…

– Повезло, – соглашаюсь.

Выпили по глотку за мировую.

– Что завелся-то так? – спрашиваю. – Я ж тебя совершенно обижать не хотел. Просто любопытно стало…

– Эх, старик, – вздыхает. – Над небом – не любопытствуют. Им живут. Любой, кто туда хоть раз сам поднялся…

Я лег на спину, закинул руки за голову.

– А что тогда ушел? – спрашиваю, зная, что уже орать не будет.

Перегорел.

– А что ты в рекламу ушел? – хмыкает. – Деньги…

Понимающе киваю головой.

– Серьезный, – говорю, – фактор…

– Серьезный, – вздыхает.

Молчим.

Я сигарету прикурил.

– Лех, – говорю. – Давно тебя спросить хотел. А что там, в небе? В смысле: что там есть такого в этой гребаной синей пустоте, что ты меня, одного из своих лучших друзей, чуть с говном не сожрал за одну только не совсем правильную интонацию?

Молчит.

Думает.

Тырит у меня сигарету из пачки, прикуривает.

И – снова молчит.

– Что молчишь-то? – спрашиваю.

Он в ответ – только плечами пожимает.

– Лех, – говорю. – Ответить трудно, что ли? Я ж не просто так спрашиваю…

Снова молчит.

Потом кивает.

– Сложно, Дим. В смысле, – трудно. Ты вот смог бы объяснить человеку, который никогда никого не любил, что ты испытываешь, когда просто прикасаешься кончиками пальцев к коже любимой женщины?

Теперь уже я молчу, озадаченно.

Как ему объяснить, что я только этим и занимаюсь?

Когда пишу вот эти вот самые истории…

Нда…

– Вот видишь! – торжествует. – Давай лучше выпьем…

– Давай, – пожимаю плечами, – хуже не будет…

Сделали по глотку, я снова руки за голову закинул.

Молчим.

– Знаешь, – неожиданно вздыхает Лысый, – я вот иногда думаю, как это древние умудрялись нормальную психику сохранять, когда думали, что небо из синего хрусталя состоит. Ведь это все равно – пещера. Большая, светлая, но – пещера. Ужас…