Александр Киров - Последний из миннезингеров (сборник)

– А что, еще кто-нибудь про тоннель знает?

– Да все, я думаю.

– И никто…

– Никто.

– А ты чего рвешься?

– Я, Алексеев, чувствую, как мертвечиной тянет, только не могу понять откуда. Побежишь?

– Нет. Я книгу не дописал.

– Плохо.

– Почему?

– Тяжело мне без тебя будет.

«Пишу эту страницу под грохот выстрелов. С вышки по дороге, придорожным канавам и в сторону высотки строчит пулемет. По разным сторонам пилорамы трещат автоматные очереди. В женском бараке лежат раненые, больше десятка. Там же дети, женщины, старики. Крик, вонь, брань… Двое раненых уже, кажется, умерли. Все мужики, способные держать в руках оружие, отстаивают пилораму. Проволока местами прорвана, но ток не отключают. Провода искрят, было уже несколько возгораний, которые так и не удалось до конца потушить. И вот в разных местах коптят воздух дымовые завесы, а как только в них появляются языки пламени, прибегает пожарная команда, начинается возня с ведрами, и огонь заливают. Как резко все изменилось, и теперь кажется, что так было всегда, еще и до нас, а между тем хаосу этому нет и восьми часов…»

…В полдень мужики закончили строить виселицу «на пять мест». Через полчаса их построили, как обычно, в три шеренги. Женщин, детей и стариков тоже согнали к центру пилорамы. Те стояли чуть подальше от виселиц. А мужики вообще вплотную к будущим орудиям убийства.

Солнце палило нещадно. А все стояли под ним никак не меньше часа. Пот стекал по нечистым лицам и спинам. Щипало глаза. Вокруг мужиков в шеренгах и детско-женской толпы тучей летали мухи. И когда в небе показалась стая ворон, со стороны КПП стали слышны проклятия и крики. Вели приговоренных. Они шли колонной, привязанные друг к другу толстым канатом, со связанными за спинами руками.

– Их и вешать так будут, – убежденно сказал кто-то в толпе.

Приговоренные были пьяны, еле стояли на ногах. Их лица представляли собой сплошной кровоподтек, одежда – лохмотья. Когда они поравнялись с женщинами, идущий в голове колонны попытался сделать непристойное телодвижение и упал, не удержавшись на ногах. С ним упали остальные. Лежали в пыли и отвратительно визгливо смеялись.

– Да кончайте их скорее! – не удержался кто-то в шеренге.

Со стороны КПП показался автомобиль. Он медленно подъехал к виселице и остановился. Из машины вышли: Тугрик, Старшой, Малой и Берроуз. Последний, хоть и был «смотрящим», но держался в отдалении от остальных, выполнял при Тугрике обязанности шофера, гувернера и, говорят, часами вел с ним беседы, то есть Берроуз говорил, а Тугрик слушал и запоминал слова.

Они тоже выстроились в маленькую шеренгу. Тугрик кивнул Старшому, внятно сказав:

– Фас!

Старшой начал обвинительную речь:

– Так, твари, блин. Вот эти пятеро ублюдков, которых сейчас мы завалим, пытались подорвать основы правопорядка на вверенной мне территории. Они, – Старшой закашлялся и смачно выругался, – лишили жизни насильственным путем двух моих людей, за вами, козлы, – говорящего не смутило, что последний эпитет был отпущен в адрес лиц как мужского, так и женского пола, – смотрящих. И сейчас (автору трудно подобрать литературные аналоги лексемам, которые Старшой использовал, видимо, в качестве модальных слов или для связки частей устного текста) смотрите, о чем будет мечтать следующий (перифразы упускаются), кто (тяжела судьба современного стилиста).

Некрупные, но умелые и мускулистые автоматчики тычками-ударами прикладов стали подгонять обреченный квинтет к виселице. И вдруг со стороны раздался чей-то негромкий, даже скромный голос:

– Отпустите мужиков, подонки.

Около трехсот голов в удивлении повернулись туда, откуда это было сказано. Раздался дружный недобрый возглас удивления:

– О-о-о!

Со стороны сторожки к лобному месту подходил Фунтик. Старшой цыкнул сквозь зубы:

– Что за предъявы, глист?

– Мужиков отпустите, – повторил Фунт. – Это я ваших уродов порешил.

В паузе, которая последовала за этими словами, было все: и удивление, и сочувствие к говорящему, и даже какой-то смутный восторг.

Паузу нарушил Тугрик. Он произнес новую фразу, делая явные успехи в постижении тонкостей литературного языка:

– За что?

– Они у меня Веру отнять хотели, – просто ответил Фунт и среди прочих почувствовал на себе внимательный взгляд пары теплых глубоких глаз.

Он подошел к четверке уже вплотную, так что Старшой и Малой инстинктивно стали оттеснять за свои широкие спины и плечи Тугрика. Все смотрели на Фунта. Особенно внимательно и радостно те, кого должны были повесить.