Мордехай Рихлер - Версия Барни

БОСУЭЛЛ [196] * Джеймс Босуэлл (1740–1795) — друг и биограф Сэмюэла Джонсона. : Но ведь человеку свойственно страшиться смерти, не правда ли?

ДЖОНСОН: Мало того, сэр! Вся жизнь есть не что иное, как борьба с навязчивыми мыслями о ней.

Свою первую работу, ставшую предвестником всех будущих прегрешений против хорошего вкуса, я получил на эстраде (гнусный Терри Макайвер, несомненно, сказал бы «в comedia dell'arte, где П. был приобщен к ремеслу мимикрии»). Меня наняли всего лишь продавать мороженое, шоколадки и орешки в «Театре варьете», где я ходил между рядами с подносом. Потом с шоу, звездой которого была Лили Сен-Сир, ненадолго приехал клоун Макси Пил, и тут мне выпал первый шанс.

— Эй, носатик, — окликнул меня Макси, — как насчет получать по два бакса за представление?

Моя роль заключалась в том, чтобы, когда подойдет очередь выходить на сцену клоуну Макси, кинуться на галерку и, прежде чем он успеет вымолвить первое слово, проорать: «Эй ты , поц, хрен моржовый!»

В наигранном испуге клоун Макси должен был устремить взгляд на галерку и в ответ крикнуть: «Слышь, пацан, а чего бы тебе не сунуть руки в карманы да за свой со всех сил не ухватиться?» Партер на это должен был отозваться диким гоготом, и Макси мог начинать пикироваться с первыми рядами.

Неделю назад, когда я был на очередном обследовании у Морти Гершковича, он вдруг радостно объявил:

— Смотри-ка, ты с прошлого года усох почти на полдюйма! — После чего он послал мне воздушный поцелуй и вонзил палец в резиновой перчатке в мою задницу.

— Трюфелей ты там не найдешь, — сказал я.

— Так пойдет дальше, надо будет делать на ней подтяжку кожи. И чем скорее, тем лучше. Помнишь Меира Лабковича?

— Нет.

— Да помнишь ты, помнишь! В параллельном классе учился. Большая шишка теперь в Ассоциации зоопарков и аквариумов. Он в школе первым стилягой был — брюки дудочкой, пиджак до колен… Вчера улетел в Цюрих. На пересадку почки. Они там закупают их в Пакистане. Кошмарных денег стоят, а куда денешься? А знаешь, какое новшество готовят для госбюджетных больниц? Свиные сердца для трансплантации. В Хьюстоне над этим уже вовсю работают. Ну и ответь мне теперь, что бы сказал на это Любавический ребе? Слабо тебе, Барни? [197] * Основоположником хабада (т. н. любавического хасидизма) в XVIII в. был ребе Шнеур Залман. В описываемое время Любавическим ребе (с 1950 по 1994 г.) был выходец из России Менахем Мендл Шнеерсон. Но кто бы он ни был, Любавический ребе непременно сказал бы что-нибудь забавное, поскольку в движении хабад главным методом приближения к Богу считается хохма, то есть мудрость, черпаемая из обыденности (из сказки, анекдота, парадоксальной притчи, на ходу сочиняемой духовным наставником) и, желательно, вызывающая просветленную улыбку. Уже само название «хабад» есть аббревиатура слов хохма, бина и да'ат, где бина и да'ат — выражаясь по-современному — информация и способность к ее обработке.

В тот день я был у Морти последним пациентом, но не успели мы усесться в его офисе, чтобы от души на досуге потрепаться, как дверь распахнулась, влетел неистовый Дадди Кравиц и принялся все с себя сдирать и расшвыривать: кашемировое пальто — туда! белый шелковый шарф — сюда! Впрочем, этим и ограничился, в результате оставшись в шикарном смокинге. Едва удостоив меня кивком, он обратился к Морти:

— Нужна болезнь!

— Простите?

— Да не мне, жене нужна. Слушай, я ужасно спешу, она ждет в машине. «Ягуар», между прочим! Новейшей модели. Тебе бы тоже надо такую, Барни. Стоит денег, зато все штабелями укладываются. А жена плачет, понимаешь ли, слезы льет!

— Из-за того, что у нее нет никакой болезни?

Дадди объяснил, что при всех своих миллионах, при том, что он спонсор Монреальского симфонического оркестра, Музея изобразительных искусств, Монреальской центральной больницы и Макгиллского университета, при том, что ежегодно он жертвует чудовищные суммы на детские лагеря, до сих пор ему все никак не завоевать достойного с точки зрения жены места в вестмаунтском высшем обществе. Но сегодня, по дороге на благотворительный бал в пользу музея — «Клубника, знаете ли, и шампанское, но нас сажают там черт знает на каких задворках!» — так вот, по дороге, стало быть, его вдруг осенило.

— Должна же быть какая-то болезнь, о которой еще не наговорились; что-нибудь, ради чего я мог бы зарегистрировать благотворительный фонд, организовать бал в отеле «Ритц» с концертом, куда пригласил бы какую-нибудь знаменитую балерину или оперную певицу, — ведь, господи, не важно, сколько это будет стоить, зато все явятся как миленькие! Но это трудно. Мне объяснять не надо. Сам понимаю. Рассеянный склероз уже урвали. Рак — нечего и говорить. Паркинсона. Альцгеймера. Болезни печени и сердца. Полиартрит. Да что ни назови, всё растащили уже. Так что мне нужна какая-нибудь болезнь, которая еще свежа как майская роза, что-нибудь лакомое, вокруг чего можно хороводы водить — поднять большой шурум-бурум, а почетным председателем поставить генерал-губернатора или еще какого-нибудь мудня из высшего начальства. Сестру Кенни или там миссис Рузвельт, вы ж понимаете — и вот вам «Марч оф даймс» [198] * «Марч офдаймс» — Национальный фонд исследования детского паралича, или Фонд врожденных патологий; проведенные там исследования привели, в частности, к появлению вакцины от полиомиелита. . Полиомиелит — это был ужас какой-то. Полиомиелитом можно было кого угодно зацепить за живое — ведь дети! Насчет таких вещей люди просто сами не свои.