Мордехай Рихлер - Версия Барни

Компашка у Савла была, конечно, еще та. На стенах плакаты с физиономиями примелькавшихся уголовников: Ленин. Фидель. Че. Роза Люксембург. Луис Риэль. Доктор Норман Бетьюн [98] * Луис Риэль (1844–1885) — франкоканадский националист, организатор бунта метисов (канадцев франкоиндейского происхождения); на короткое время стал даже членом парламента; был повешен . Норман Бетьюн ( 1890–1939) — канадский врач, коммунист. Работал в 1936–1937 гг. в Испании, а затем в Китае, в коммунистической армии. Умер в Китае от заражения крови. . На одной стене из баллончика с краской напшикано: ПЬЕРА ТРЮДО [99] * Пьер Элиот Трюдо (1919–2000) неоднократно становился премьер-министром Канады. — НА ХЕР! На другой: VIVE LE QUÉBEC LIBRE! [100] Да здравствует свободный Квебек! (фр.) В квартире воняло — грязными носками, застоявшимся пердежом и анашой. Повсюду валялись объедки пиццы. Я заходил иногда. Однажды Савл нехотя вылез ко мне из спальни: длинные каштановые волосы по плечам, индейская повязка на голове как съехавший нимб, в руке книга про китайскую революцию. С места в карьер начал меня просвещать (а как же: покрасоваться-то надо перед товарищами), живописуя трудности «Долгого марша» [101] * …трудности «Долгого марша»… — перебазирование в 1935 г. частей Китайской Красной армии на скрытые базы в труднодоступных северо-западных районах. .

— Тот «Долгий марш», глупышка, — сказал я, закуривая «монтекристо», — ерунда, прогулка. Воскресный пикник. Я расскажу тебе про долгий марш. Сорок лет по пустыне, без блинчиков во фритюре, без уток по-пекински плелись и плелись наши предки — твои и мои…

— Тебе все шуточки. А эти козлы каждый наш митинг на пленку снимают!

— Савл, мальчик мой , аби гезунт [102] Лишь бы ты был здоров (идиш). .

Долговязая чернокожая девица в бюстгальтере и трусах, свернувшаяся на брошенном посреди пола матрасике, вдруг завозилась.

— Что это значит? — спросила она.

— Это присловье наших предков. Тех самых — владельцев трущоб Ханаанских. Значит: «ну, коли это тебе в кайф»…

— Ах, да пошел бы ты! — вдруг озлилась она, встала и пошкандыбала из комнаты вон.

— Какая очаровательная юная леди. Почему бы тебе не пригласить ее как-нибудь домой на ужин?

Еще одна девица — коренастая, заспанная и совершенно голая — вывалилась из соседней комнаты и потащилась на кухню, специально для меня вильнув пару раз задом.

— А могу я спросить: которое из этих сладчайших созданий является твоей девушкой?

— Собственность у нас здесь не в ходу.

Еще один юный революционер с сальными волосами, собранными в хвостик, выплыл из кухни, прихлебывая кофе, налитый в банку из-под варенья.

— Это еще что за старый хрен? — спросил он.

— Не говори так с моим отцом, — слегка напрягся Савл. Потом отвел меня в сторону и на ухо шепчет: — Я не хочу, чтобы вы с мамой волновались, но за мной могут прийти.

— Из санинспекции?

— Из федеральной полиции Канады. Им моя деятельность небезызвестна.

Кое-какой резон в этом был. Годом раньше Савл, подав документы в Веллингтоновский колледж, чтобы наверстать там пропущенный семестр, обнаружил, что сей учебный центр имеет финансовые вложения в канадских филиалах американских заводов, один из которых выпускает свечи зажигания, применяющиеся в израильских танках. Оскорбленные таким надругательством, Савловы приятели все как один восстали и забаррикадировались в профессорско-преподавательском буфете. Нескольких преподов сразу оттуда выгнали — обремизили, что называется: те-то считали себя активистами движения «Новых левых», а тут еще более новые левые вдруг взяли да и отрезали их от выпивки в кредит. Выброшенный в буфетное окно «Манифест Пятнадцати от 18 ноября» зачитал по ТВ в своем утреннем ток-шоу Пеппер Логан, сделав это в перерыве между сводкой погоды и репортажем с вертолета о транспортных заторах. В манифесте выдвигались следующие требования:

Чтобы колледж отказался от инвестиций в компании, состоящие на службе фашистских и расистских государств.

Чтобы признание эксплуатации квебекцев, этих в прошлом Белых Ниггеров Северной Америки, было подтверждено на деле, для чего следует пятьдесят процентов предметов отныне преподавать по-французски.

Чтобы предмет «история» (если нельзя от изучения никому не нужного замшелого прошлого отказаться вовсе) впредь назывался ейсторией, потому что содержащееся в английском слове «history» местоимение мужского рода «his» своим сексистским звучанием потакает фаллократическому шовинизму и ущемляет права женжчин.