Мордехай Рихлер - Версия Барни

Плавая в поту, я все яснее понимал, что теперь мне точно уготовано место в длинной череде еврейских мучеников. Капитана Дрейфуса томили на Острове Дьявола много лет и отпустили не потому, что оправдали, а потому, что помиловали. Кто следующий? Менахем Мендл Бейлис, жертва злостной клеветы в Киеве тысяча девятьсот одиннадцатого года. Черносотенцы обвинили его в ритуальном убийстве двенадцатилетнего христианского мальчика, и он просидел два года в тюрьме, пока наконец не был оправдан. Потом идет Макс Франк, сын богатого еврейского торговца, — обвинен в убийстве четырнадцатилетней девочки, приговорен судом к повешению, а затем выкраден и растерзан толпой, причем не где-нибудь, а в США, в штате Джорджия, 1915 год…

Коротая время, я составлял тезисы своего выступления с последним словом. «Я не отравлял ваших колодцев, — примерно так я собирался начать, — и не убивал детей, чтобы добывать из них кровь для пасхальной мацы. А если меня ткнуть чем-нибудь острым, неужто не покажется кровь?..»

И вдруг — эврика! — этот никчемный фигляр мэтр Джон Хьюз-Макнафтон совершил-таки чудо, вызвав последнего, совершенно неожиданного свидетеля. То был добрый епископ Сильвен Гастон Савар, совершенно мне в ту пору незнакомый. Маленький, но сверкающий прибамбасами облачения настоящий епископ в черной сутане семенящей походочкой вкатился в зал суда, милостиво кивая испуганным присяжным, трое из которых сразу принялись креститься. В наманикюренных, усыпанных кольцами ручках сей благородный архипастырь держал переплетенное в кожу житие своей тетки, Сестры Октавии, этой антисемитской сучары. Я наблюдал его явление, абсолютно ничего не понимая, но молчал: Хьюз-Макнафтон, слава богу, вовремя ткнул меня локтем в бок, а епископ тем временем говорил о том, что я — хотя и еврей по рождению, как наш Спаситель (вот: подумайте и об этом тоже), — согласился оплатить перевод на английский его скромной книжки. Своим скрипучим, писклявым голосом в продолжение этой новости он поведал, что я вдобавок вызвался провести кампанию по сбору средств на установку статуи Сестры Октавии, которая будет стоять на центральной площади города Сент-Юсташ, а положиться на меня в подобном деле можно, ибо я собиратель из собирателей, как уже обрисовал меня один из выступавших ранее. Закончив свое свидетельство, епископ наградил меня кивком — вроде как благословил, — расправил свои юбки и сел.

С этого момента происходящее превратилось в фарс; Марио Бегин, «советник королевы», понял это и пал духом. Но все же продолжал совершать ритуальные телодвижения: вызывал своих свидетелей, которые говорили о моем вспыльчивом характере, перечисляли угрозы, драки в барах и другие примеры моего неподобающего поведения.

Да чушь все это.

Наверняка почти все вы смотрели фильм «Крестный отец-2» Мартина как-его-там, ч-черт. Ну, вы помните — его звали вроде как того оперного певца, что играл главную роль в мюзикле «Зюйд-Вест». Мартин Пинца? Нет. Подождите. Сейчас, сейчас. Ну вот, почти уже вспомнил. Зовут Марта, а фамилия как у оруженосца Дон Кихота. Мартин Панса? Мартин Пузо? [Мой отец спутал двух итало-американских кинодеятелей: писателя и сценариста Марио Пьюзо и режиссера Мартина Скорсезе. Пьюзо писал сценарии фильмов о Крестном отце, а Скорсезе поставил много фильмов, в том числе «Разъяренного быка». — Прим. Майкла Панофски .] Не важно, суть в том, что в «Крестном отце-2» против мафии затевают уголовное преследование, и один из бандитов в обмен на неприкосновенность его как свидетеля соглашается сотрудничать со следствием. Но Аль Пачино привозит с Сицилии отца этого человека, и как раз когда коварный изменник должен начать всех закладывать, в зал суда входит старик отец, садится и выразительно на него смотрит. У несостоявшегося стукача отнимается язык. Вот и на моем суде то же самое: пока председатель суда мистер Евклид Лазюр, волнуясь, читал заключительную речь, мой дражайший епископ, сложив на коленях ручки, мило улыбался членам жюри присяжных.

Присяжные для порядка два часа совещались, а потом вышли с оправдательным приговором — как раз когда им пора было мчаться домой, чтобы не упустить трансляцию показательного хоккея: «Монреальцы» против «Вашингтонских кепочников». Я вскочил, стиснул в объятиях Хьюз-Макнафтона, а потом бросился к Мириам.

Одно соображение вдогонку. Все те годы, что предшествовали суду надо мной, когда я застревал в плотном — бампер к бамперу — потоке транспорта на шоссе, ведущем к моему коттеджу, впереди меня чуть не каждый раз оказывался помятый, изъеденный ржавчиной пикапчик с наклейкой на заднем бампере; я тащился за ним, и перед глазами у меня стояло: ХРИСТОС СПАСАЕТ, а я еще, помню, хмыкал: дескать, не очень-то уповай на это, чувак! Теперь я уже не такой убежденный скептик.