Шань Са - Врата Небесного спокойствия

На следующий день, как только заря осветила золоченые крыши Запретного города, девять солдат в двух джипах выехали из Пекина.

Лейтенант Чжао ехал в первой машине. Он сидел очень прямо, сдвинутые брови и замкнутое выражение лица ясно указывали подчиненным, что им следует молчать и быть предельно внимательными.

В другом джипе солдаты могли свободно общаться.

— До чего Пекин изменился, — удивлялся один из них с сильным маньчжурским акцентом. — Восемь лет назад, когда меня ранили во Вьетнаме, я лечился в столице. В окно палаты видел ивы, харчевни, домишки в квадратных дворах, рядом колодцы. Было слышно, как лягушки квакают после грозы, как люди на улицах разговаривают, велосипеды шуршат. А сегодня — магистрали, многоэтажные здания, торговые центры! По ночам даже Млечного Пути на небе не видно. А каким чистым было раньше осеннее небо! Да, изменился город, я узнал только Врата Небесного спокойствия.

— Но Пекин всегда останется Пекином, — вступил в разговор другой солдат, уроженец юго-востока страны. — Я всю жизнь мечтал побывать в столице. Надеюсь, положение скоро стабилизируется. Вот выполним задание, получим отпуск и сможем на пару дней задержаться в Пекине.

— А я поеду домой, — объявил третий солдат, явный южанин. — Ведь через месяц — праздник Луны.

— Это что же получается! — воскликнул его товарищ. — Уже два месяца прошло, а мы так и не нашли преступницу.

— Теперь уж не упустим, — пообещал южанин. — И я наконец попаду домой на праздник. Каждый год в этот день вся наша семья съезжается со всех концов Китая. Мы приносим на алтарь лунное печенье, виноград и красное вино. Дедушка и бабушка молятся, братья, сестры и племянники накрывают стол под большим каштаном, мы пьем вино, поем, отец играет на флейте — все веселятся. Я много лет не мог к ним выбраться, они очень скучают.

— А мне бы надо к невесте поехать, — со вздохом сообщил маньчжурец. — Она каждый год пишет, ждет меня на праздник Луны. Нас обручили в четыре года. А когда я пошел служить, она перебралась в дом моих родителей и заботится о них, словно уже стала моей женой. Когда меня послали во Вьетнам, я написал ей, мол, между нами все кончено, и она должна уйти. Она ответила, что будет меня ждать. Потом я подорвался на мине. Едва не ослеп. Она приехала в госпиталь — просить меня жениться на ней. Я даже видеть ее отказался, и она уехала в слезах. А я вернулся в армию…

— Перестань усложнять жизнь! — воскликнул один из его товарищей. — Радуйся, что у тебя есть невеста. У нас вот даже подружек нет. Кто сегодня захочет выйти за солдата?

В первом джипе погруженный в размышления Чжао хранил каменное спокойствие. Он получил приказ стрелять в преступницу, если та откажется сдаться, и привезти тело в Пекин. Выслушав это распоряжение, лейтенант почувствовал тревогу. В ночь мятежа он без колебаний и сожаления убил много заговорщиков, которых считал врагами народа. Почему же его смущает мысль о том, что придется стрелять в зачинщицу мятежа?

Миновав ущелье между скалами, машины выехали на широкую равнину. В лугах цвели анемоны. Овцы щипали траву. Обнаженный по пояс загорелый подросток проводил машины полным любопытства взглядом. У его ног лежал кудлатый пес. Чжао вспомнил свое детство, на мгновение забыл о проблемах, и легкая улыбка осветила его лицо.

Они остановились у источника. Солдаты вышли освежиться. Чжао приказал им напиться первыми и отошел в сторону. Нещадно палило солнце. Лейтенант оглянулся на пастуха и внезапно позавидовал одиночеству простого крестьянина.

Благодаря феноменальной памяти он помнил каждое слово из дневника преступницы.

Чжао был ведом лишь мир пустыни, у него не было иных страстей, кроме беззаветной любви к родине. Прочитанное поразило его. Почему Земля казалась такой огромной и такой живой маленькой девочке? Как в ее душе родились столь пылкие чувства? Девочка была чиста и невинна, а потом вдруг взяла и превратилась в преступницу. Возможно, ему претит мысль о ее убийстве, потому что он хочет прогнать поселившуюся в душе тревогу? Если Аямэй останется жива, он сможет наблюдать за ней, задавать вопросы и тогда постигнет наконец тайну жизни.

Он с ужасом осознал, что забыл свой долг солдата, смешав личный интерес с интересами государства, и почувствовал себя виноватым. Чжао нервно отер пот со лба и, не дожидаясь своей очереди утолить жажду, отдал приказ продолжать движение.

Они миновали горы и теперь ехали между холмами.