Маттиас Наврат: Предприниматели

Боится она, объясняет смазливый Пий. Двое его товарищей дружно ржут, а он нет, глядит на меня, а я ему мило улыбаюсь. Рыжий Циглер приносит с поля вторую лягушку. Длинноносый Тимо берет вторую лягушку, усаживает ее на спину к первой и пальцем нажимает на обеих несколько раз. Ты это уже делала, спрашивает он меня. Я отрицательно трясу головой.

Пошли к Веннингеру, побросаем мяч в корзину, предлагает Пий. Из пруда вдруг доносится клокотание, поляна начинает вибрировать. Это орут, перекрикивая друг друга, лягушки, это у них дискуссия такая, общее собрание, это они так обсуждают происходящее и возмущаются поведением длинноносого Тимо.

Есть еще один эксперимент, отвечает им Тимо. Лягушки только дышат и пялятся на него. Он поднимает над головой второй плоский камень. Оставь ты, вмешивается Пий, пошли забросим пару мячей. Поворачивается и уходит прочь вдоль пруда, поднимается на холм и исчезает между деревьев.

Лягушки-говнюшки, бросает рыжий Циглер и уходит вслед за Пием, и я остаюсь один на один с длинноносым Тимо. Он швыряет камень в траву, смотрит на меня и произносит, как приговор: ты точно уже это делала.

Он приближается ко мне, а лягушки спорят и орут во все горло, а пруд бурлит и клокочет, а длинноносый Тимо стискивает руками мою голову, наклоняется ко мне и целует меня в губы, да так, что мне остается только судорожно втянуть воздух носом. И тогда я чую запах длинноносого Тимо: металл, огурцы, соль. Между ног у меня что-то квакает и вспенивается. И я снова думаю о том, что Тимо умеет обращаться с той штучкой и с другими приборами, и мне там внизу становится щекотно, и хочется утащить его в поле. Но Тимо уже отлип от меня.

Ну, давай, покедова! И он уходит через поле вверх по холму и скрывается за деревьями. И лягушки тут же смолкают, и пруд утихает. Я сажусь в траву. Пруд безмолвствует. С поля доносится стрекотание. И я крепко зажимаю ладони между ног, чтобы перестало тянуть.

Уже в темноте возвращаюсь к нам на двор и захожу в дом. В подвале что-то хлопает. Мне обязательно утром выходить на работу, спрашиваю я мать на кухне. Она кладет тряпку рядом с мойкой и оборачивается ко мне. Что-то случилось? Она пристально смотрит на меня, и я убегаю к себе в комнату, пора спать, я закрываю дверь. Стук в дверь. Я уже сплю!

Утром отец просит, чтобы я не прислонялась лбом к стеклу в «мерседесе», иначе следы остаются. И что со мной сегодня такое? Со мной все в полном порядке, отвечаю. Я просто люблю розовое небо над горами.

На самом деле я не замечаю никакого розового неба, даже мелькающих мимо полей не вижу. Вижу перед собой только длинноносого Тимо, как он убирает со лба черные волосы и смотрит на меня.

А кто будет сверять списки, напомнил отец за завтраком. Мы проехали водопад Тоднау, внизу протекает река Зильберфлусс. В Новой Зеландии, говорит отец, много горных рек, очень бурных. И гигантских водопадов. И лесов без конца и края.

В Новой Зеландии мы будем ловить золотых жуков, огромных, как магнитные катушки, мечтает Берти на заднем сиденье и стучит мне по плечу. Я отворачиваюсь и прижимаюсь лицом к стеклу. Солнце встает над горами. Что нужно сделать, думаю я, чтобы холодное утро превратилось в теплый день? Отчего начинают пахнуть поля за озером Титизее, когда открывается кондитерская в Вайле и на улицу выносят столики? И как из всего этого получается обеденный перерыв, посещение «Рая», предвечернее время, и вершины гор становятся розовыми и бирюзовыми? И вечером потянет влажным запахом от пруда до самого нашего дома. А у пруда на траве будет ждать меня длинноносый Тимо. Точно будет.

Вечером никаких лягушек в пруду не слышно. Когда мы возвращаемся домой, я со двора еще слышу их споры, их дискуссии, но надо же выгрузить из багажника мотки кабеля и отнести их в подвал, а это требует времени, а предприятие не всегда означает только радость, приходится выполнять и не самую приятную работу, и пока тут провозишься, вот тебе и весь пруд, и все лягушки, и у них наступает выходной.

И теперь на поле только сверчки стрекочут, их, наверное, целый миллион. Я стою у пруда одна, небо становится новозеландского цвета — оранжевым и лиловым, вода в пруду темная и тихая. Из середины торчит щупальце каракатицы, она жила на дне пруда и давным-давно одеревенела, но все так же тянется к небу, тычет в него своей конечностью, как в тот момент, когда ее внезапно настигла смерть, вот уж был сюрприз так сюрприз, как все равно неожиданный подарок ко дню рождения. Тишина какая. Деревня внизу, там уже зажигают огни.