Юля Пилипенко - Голубь с зеленым горошком

— Боль. И Париж.

— Вы любите Париж?

— До слез. Я его обожаю, боготворю… Моя первая книжка начиналась с письма к этому городу.

— Но вас не переводили на другие языки?

— Нет. Хотя у меня есть немецкий перевод. И даже французский.

— Немецкий мне не подходит. Слишком грубый язык. Сможете прочитать мне отрывок по-французски?

— Категорически нет! — Я на минуту представила себе этот кошмар. Мне было бы морально легче раздеться перед сотней изголодавшихся португальских мужчин, чем прочитать ему личный текст.

— Послушайте, мадемуазель, у вас есть два варианта: либо мы заедем в уютный ресторан и вы прочтете мне французский отрывок, либо я через километр сверну в ближайший тоннель и мы на секунду зайдем в местную мэрию. У них там сейчас как раз проходит заседание, — он посмотрел на часы. — Я принесу извинения, прервав речь своих знакомых, попрошу у них микрофон и скажу, что вы умоляли меня дать вам слово и презентовать свою книгу.

Хуже всего было то, что даже двадцать минут общения с этим человеком подсказывали мне, что он способен на все и предугадать исход практически невозможно.

— Почти договорились, — сдалась я. — Но я тоже имею право на условия и хватит дергать меня за нитки, как податливую марионетку. Я зачитаю вам отрывок в спокойном месте, если вы наконец объясните мне суть шутки на пляже.

— Здесь в самом деле своеобразная система захоронения. Не знаю, хватило ли вам нескольких дней, чтобы понять, как местные жители относятся к смерти, — начал он.

— Да, я видела, как португальцы выбирают сигареты с жуткими картинками. Они превращают это в фарс.

— Мадейра — очень специфический остров с высоким уровнем средней продолжительности жизни. Примерно 85–86 лет. Тем не менее жители и власти не желают превращать остров в кладбище. Вы улавливаете мысль?

— Улавливаю, но пока не понимаю… — призналась я.

— Когда человек умирает, родственники усопшего заключают контракт с агентством либо на пять, либо на десять лет. В большинстве случаев — на пять.

— Какой такой контракт? На обслуживание могил?

— Не совсем, — по его лицу скользнула тень улыбки. — На эксгумацию тела.

— По-моему, до меня неверно дошел смысл сказанного. Мы с вами одинаково понимаем на английском значение слова «эксгумация»?

— Более чем. Через пять лет тело эксгумируют, освободив место для следующего мертвого «клиента».

Я смотрела на него в полной растерянности, пытаясь понять, шутит он либо рассказывает все это на полном серьезе.

— Так, а что они делают со «старым» клиентом?

— Кремируют. А дальше новый контракт. — Дженнаро рассмеялся.

— Вы разыгрываете меня, да?

— Ни капли. Теперь улавливаете смысл шутки? Мне не хотелось, чтобы над вашим телом так издевались после неудачной попытки поплавать во время шторма.

— Господи… А что за второй контракт?

— Опять-таки два варианта: можно на время арендовать помещение для хранения урны с пеплом либо развеять его над океаном. Мало у кого из мадейрцев есть деньги на покупку личного склепа.

— Лучше уж над океаном.

— На самом деле без разницы. Мертвым все равно, потому что над океаном нужно летать при жизни. Знаете, что самое интересное в этой истории? Они никогда не эксгумируют тела по отдельности, а превращают процедуру в конвейерный процесс. Выкопали десять-пятнадцать человек одновременно и потащили в печь, нарядившись в маски и перчатки.

— Сумасшедшая история! А почему вы свернули в тоннель?

— Потому что я вам сказал: я не люблю, когда мне ставят условия. «Если вы мне расскажете, я зачитаю…» Вам пора повзрослеть. Мы едем в мэрию.

Украдена из музея «Кунстхал» в Роттердаме 16 октября 2012 году.

Текущий статус: картина уничтожена.

Пока мой женевский друг со свойственной ему невозмутимостью искал свободное парковочное место у здания Сити-Холла, я подключила все свое английское красноречие, чтобы выразить активный словесный протест:

— Вы же понимаете, что я не пойду с вами в мэрию?

— Что значит «не пойду»? А кто вас будет спрашивать?

— Я серьезно. Прекратите, пожалуйста. Здесь нет парковочных мест. Вы же не будете силой вытаскивать меня из машины? Она и так привлекает всеобщее внимание без дополнительных зрелищ.