Юля Пилипенко - Голубь с зеленым горошком

— Синьорита, не сочтите меня бестактным, но я подумал, что вам могут пригодиться деньги из другой страны, — он говорил очень-очень тихо.

— Я не совсем понимаю вас, Паоло. Из какой другой страны?

— Вероятно, вы по ошибке разбавили евро турецкими монетами. Они практически идентичны, но мой коллега заметил разницу.

— Господи, Паоло, как же мне стыдно… — Я закрыла лицо руками. — Я исправлю ошибку. Не рассмотрела при свете свечей. Они действительно очень похожи.

— Ну что вы! — Паоло разразился неподдельным смехом, что было присуще далеко не всем мишленовским официантам с проседью в волосах. — Вы очаровательны! Вы так красиво смотрелись на фоне заходящего солнца. Просто я подумал, что вам могут пригодиться иностранные деньги. Знаете, люди в моем возрасте редко выезжают за пределы Мадейры.

Клянусь, я была готова разрыдаться. Слезы собрались в моих глазах дружной компанией, и я понимала, что их уже ничто не остановит. Мой женевский знакомец тактичным жестом остановил Паоло и что-то нашептывал ему на ухо. По всей вероятности, хотел рассчитаться за своих богемных друзей. Они переговаривались несколько секунд, и тогда… в тот самый момент, я впервые увидела, как улыбается человек по имени Дженнаро Инганнаморте. Его улыбка могла затопить Мадейру и все экзотические острова мира. Его улыбка завораживала, притягивала и не оставляла шансов. Только вот мне было не до смеха. Он испепелял меня взглядом, а я изо всех сил пыталась не моргнуть, чтобы проклятые слезы не испортили скатерть в ресторане над высоким обрывом. Как так можно? Ты привыкаешь к тому, что за тебя вечно платят. Привыкаешь, что за тебя оставляют чаевые в мишленах и дорогих заведениях. Привыкаешь к беззаботной жизни и определенному человеку, а затем все это летит в тартарары в долю секунды — точно так же, как твоя юная отказавшая печень. Как можно было не подумать своей рыжей головой и не снять хоть какую-то наличку в банкомате? Как можно быть такой приспособленной к свободе и не приспособленной к спонтанному одиночеству? Ну, вот. Первая покатилась. Сейчас размажет тушь по щекам. Давай, анализируй, разревись в «Cipriani». Исправишь ошибку? Да как же ты ее исправишь, интересно?

— Мадемуазель…

«Давайте, слезы, ненавижу».

— Мадемуазель… — повторил едва знакомый бархатистый голос.

Оторвавшись от созерцания океанической пены, я повернула голову в сторону террасы. Он стоял с винным бокалом в руке в шаге от моего стола и обращался ко мне по-французски, призывая к ответной реакции.

— Да…

— Простите, я вынужден по-португальски расцеловать вас в обе щеки в качестве приветствия. — При этом он медленно наклонился и, выдержав паузу между прикосновениями к правой и левой, поцеловал меня в следы от уже успевших скатиться слез. — Почему вы так расстроились? Подумаешь, не удалось обмануть официанта в «Cipriani».

— Вы издеваетесь? И почему вы упорно продолжаете обращаться ко мне по-французски? До меня дошел смысл каждого сказанного вами слова на пляже.

— Так вы говорите по-итальянски? — спросил он уже на соответствующем языке.

— Я не могу похвастаться ни своим настроением, ни своим итальянским. — Да уж. Мой итальянский оставлял желать лучшего.

— Так на каком языке вы предпочитаете со мной общаться? — Его губы застыли в едва заметной улыбке.

— На языке «silenzio» [14] Молчание (ит.). . Вы обидели меня на пляже. — Я перешла на английский.

— Обидел, чем? Тем, что не захотел, чтобы ваш труп вылавливали из океана?

— Я бы смогла…

— Нет. Не смогли бы. И никто из спасателей «Reid’s» не смог бы вам помочь. Океан — это стихия. Его невозможно ни очаровать, ни соблазнить. Он бы просто оставил вас себе в качестве сувенира.

— Но я же видела, что у вас получилось.

— Но вы — не я.

— Вот именно. Я — не вы. Возвращайтесь к своим друзьям. На меня и так смотрит весь ресторан после этих дурацких монет. А вы загораживаете им вид на ночные огни.

— Мадемуазель, весь ресторан смотрел и смотрит на вас не из-за дурацких монет. Вы обратили внимание, что средний возраст посетителей составляет примерно восемьдесят девять лет? Они смотрели на красивую одинокую девочку, сидящую за лучшим столиком на фоне заката, и где-то в глубине души сильно вам завидовали.

— Завидовали чему? Они живут в «Reid’s» и лениво пожевывают лобстеров по вечерам.

— Вы совершенно правы. Они живут в «Reid’s», разделывают лобстеров во время ужина, но все их деньги, — он обвел глазами террасу, — каждого из них и всех вместе взятых, не могут купить то, что есть у вас. Молодость, мадемуазель. Именно поэтому они на вас смотрят. Забудьте о металлических монетах.