Асар Эппель - Сладкий воздух и другие рассказы

— А что? У нее — да — Фудзиямы! — польстил Рае, меняя под комплимент руку, старик Яша.

— И мы пришли к Мане, а по дороге договорились, чтобы поясами торговать отдельно, потому что это целые отрезы на платье. Они хором: «Где же капоты?» Мы говорим: «Вот, но без поясов, и примерка японская — на голом теле!» Об этом мы тоже договорились по дороге. Они — все семь сразу — полезли за занавеску и там пихались и мычали, как коровы. А потом вышли, как жили-были три японки. «Цыпы!» — ахаю я. «Цыпы-дрипы!» — ахает Аркаша. «Цыпы-дрипы-лампомпони! — говорим мы с Аркашей. — Что вы обхватились, как в телогрейках на трудфронте? В кимоно же главное — рукав. А ну сделайте, чтобы люди видели рукав!» И они разложили руки…

На траве, как дитя, засмеялся Аркаша.

— Ой, у них получился рукав!

Аркаша заливался полезным смехом.

— А у нас получилось, что все Манины дочки распахнулись безо всего. Ты, Рая, говоришь, груди…

— Я кричу: «Такие папахи не держат под прилавком, если вы уже не в панталонах!» — заходился на траве счастливый Аркаша.

— А я говорю: «Неужели это не шестимесячная завивка?» И тогда у него закрутилась голова. Эта дурочка, Гита, которая училась на медсестру, надела кимоно задом наперед, и у нее не распахнулось. А когда она увидела, что сестры стоят и имеют радость, а у нее, как у медсестры, спереди закрыто, она повернулась спиной и мы увидели такое, что Аркаша сразу сомлел…

— Я сомлел?! Я сомлел, потому что у меня болезень, а она перекрутилась…

— От них можно лопнуть! — в упоении заходилась Рая. — Я иду переложиться.

Вернувшись, она сказала: «Этот сахарин повредил мне как женщине!» — но никто ее слов не услышал, потому что сказано было тихо, тревожно и грустно, к тому же Яков Нусимович с Гришей слушали Аркашу, который запальчиво убеждал ухмылявшегося старика:

— Кимоно! Ха! Кимоно там у любого! Да когда туда приехал Михоэлс, все пять тысяч, которые пришли на него смотреть, ложили за вход ручные часы с браслеткой. На карманные он плевать хотел. Их потом несли целыми корзинами в фонд обороны. Мне Зуля с Седьмого проезда рассказывал. Пять тысяч пар! И все — Лонжин!

— Вранье! — спокойно сказал Яша.

— Чтоб я так был здоров!

— Здоров ты не будешь. Если человек верит в такую липу, он уже больной. Часов с камнями там было самое большее две пары — у Михоэлса и у того, который с ним полагался. У остальных — или штамповка, или — это уже в лучшем случае! — цилиндр. Что, я не знаю американцев?! Это же понтярщики почище тебя!.. Скоренько! — вдруг зашептал он. — Мусор! — быстро и тихо забеспокоился он. — Мы сидим и играем в карты! Но больного надо успокоить!.. — И, достав из жилетки карты, стал быстро тасовать их перед глазами отдыхавшего на траве Аркаши. При этом шухарной старик, глядя бедняге в лицо, запел с разными коленцами:

Вдали показалась фигура с походкой местного участкового. Аркаша, в ужасе следя за шулерскими руками, завел зрачки назад, как курица.

Оттуда, где гробовое жилье упомянутого нищего, то есть из-за сарая, вышел сам нищий, интересуясь погодой и что будет тоже. В руке он держал граненый стакан кипятку и, всосав, как живоглот, воздух, мелкими глотками стал его запивать.

как порченая пластинка, заклинал старый пройдоха запрокидывающегося Аркашу, пока тот не простонал: «Всё… Уже… Хочу упасть… Вы за это ответите…»

Когда подошел участковый, Рая, Гриша и Яков Нусимович, поглощенные картами, совершенно не обратили на него внимания.

Участковый кашлянул и сказал:

— Здравствуйте, товарищи. Во что это вы играете?

— Здравствуйте, товарищ Колышев! В буру мы играем.

— Садитесь к нам, побуримся.

— А почему с женщиной, с товарищ Гагольц?

— А что ей еще делать? — послышался с травы обморочный голос. — У нее же красный флаг в амбразуре…

— Тогда, конечно… А что это товарищ Нисенгольц отдельно лежат?

— Он спит вечным сном на траву, — отозвался со своего места нищий. — Не будите его! — И, всосав воздуху, глотнул из стакана.

— А зачем же, товарищи, вы собрались группой именно у сарая? — спросил участковый, хитрый, но не безгранично.

— А мы инвалиду Отечественной войны помогаем расчищать противопожарную безопасность и устроить уголок стахановца, — сказала Рая.

— Стаха-а-ановца? А сами в карты режетесь…