– Вы мужественный человек, Ватсон.
– Мне нечего терять кроме куриных перьев, которыми вы меня набили. А вот вам…
– Я не думал о бегстве, мой друг. Ни минуты.
– Секунды думали?
– Секунду думал. И стыжусь этого.
– Зря стыдитесь. Секунду вы, великая личность, были просто человеком.
– Пожалуй, был… Но, честно говоря, я еще не знаю, на чьей стороне правда. Ведь все они, да и мы с вами – крестоносцы. Крестоносцы разных верований, заблуждений, идеологий, наконец… Все мы несем крест, возложенный на нас прошлым или людьми, живыми или умершими – неважно…
– Знаете что, Шерлок, не надо банальных философий… Возьмитесь лучше за перо, изложите все на таких же карточках. Уверен, это поможет нам во всем разобраться.
– Вы правы, мой друг. Карточки на столе перекладываются и складываются гораздо лучше, чем мысли в голове… Где у нас письменный прибор и бумага?
– Бумага в правом ящике стола, письменный прибор – прямо перед вами, – сказал Ватсон, зевая в кулак.
– Вы замечательный секретарь! – расцвел Холмс. Спустя минуту он уже писал.
– А я тем временем, пожалуй, вздремну. Человека-подушку, – снова зевнул Ватсон, – постоянно клонит в сон.
Закончил он работу ранним утром. Встал, сделал в быстром темпе несколько привычных гимнастических упражнений. Запыхавшийся, постоял у окна, глядя на три дуба и молодую женщину в белом платье, величаво восседавшую под одним из них в шезлонге. Взял с секретера воображаемую скрипку. Поиграл Шуберта, Piano sonata D. 960.
– Для нее играете? – спросил сзади Ватсон.
– А, вы проснулись! – обернулся Холмс, опустив скрипку.
– Вы так играли…
– Да, вы правы, в последнее время струны что-то дребезжат. Пожалуй, их стоит заменить.
– Думаю, струны тут ни причем.
– Это предсмертная соната Шуберта, она в последнее время не покидает моей головы, – ответил Холмс.
– Не надо мистики, мой друг! – натурально поморщился Ватсон. – Скажите лучше, как обстоят дела с вашим карточным домиком?
– Каким карточным домиком?!
– Вы всю ночь составляли из карточек драму под названием «Сатанорий».
– А… Я ее закончил, И считаю, что предложенное вами название не вполне отражает ее содержание. Хотите, я проговорю его от яиц Леды?
– Разумеется, мой друг.
– Тогда слушайте. Один профессор, пусть Перен, нашел способ продлевать человеческое существование до бесконечности. Другой человек, скажем, Пелкастер, предложил ему оживить всех когда-либо существовавших людей. Профессору, не вполне здоровому психически, – все гении психически нездоровы, – идея понравилась ввиду очевидной неосуществимости, и он принялся за работу. Первым делом у подножья Апекса была создана первоклассная клиника, затем устроено похоронное агентство, поставлявшее профессору материал, то есть трупы. Последние оживлялись им посредством пересадки новых органов или регенерации старых. Затем каким-то образом копировались их память и психика. Конечным результатом этой работы становилась полная цифровая копия человека, которая, не смейтесь, подвергалась терапии с целью избавления ее от болезненных погрешностей и несоответствий реалиям. Следует признаться, что я так и не определился в каком времени все эти события проистекали и проистекают. Судя по высказываниям Пелкастера, движущие силы событий в виде «Бога Рукотворного» или «Всечеловеческого Кристалла», находятся в двадцать пятом веке, то есть в глубоком будущем. Эльсинор же, вероятно, представляет собой форпост этого будущего в прошлом, а именно, в нашем с вами настоящем времени. Скорее всего, он находится в узле завязавшегося в восьмерку времени… И диаметр этого узла равен расстоянию от подножья Апекса до кладбища.
– Восьмерка своей витиеватостью похожа на чудесную петлю Мебиуса, – глубокомысленно вставил Ватсон.
– Совершенно верно, мой друг, – Шерлок принялся снаряжать воображаемую трубку. – Петля Мебиуса имеет одну поверхность, а восьмерка времени – одно время, связывающее все нам известные и неизвестные времена…
– А!.. Это что-то типа игрушки Рубика? В котором каждый составляющий ее кубик может занять положение любого?
– Совершенно верно.
– А кто же тогда крутит?
– Этот ваш кубик, видимо, есть одна из штучек Всечеловеческого Кристалла. Люди, объединенные в нем, и крутят.
– Если время одно, не три, то должно быть не одно, а три пространства… Три пространства не последовательно расположенные, но вложенные друг в друга, – глубокомысленно сказал Ватсон.
Читать дальше