Али Смит - Как

Я заметила, как его взгляд блуждает по спине и бедрам Мелани, наклонившейся над одной из коробок, и решительно встала на пути его взгляда. Никто не лишает Мелани священного права на любые книги, какие ей приглянутся, заявила я и повернулась к отцу спиной. Мелани пролистывала книги нашего детства. Погляди, сказала она, тут все углы страниц оторваны. И на эту погляди. И на ту — ее будто собака изгрызла. Она пролистывала то одну, то другую книжку, таращилась на выдранные с мясом слов страницы.

Скажи ей, ну же, обратился ко мне отец, и смех застрял у него в груди. Ну, тогда я сам, он подошел поближе и обнял меня за плечи. Она их ела. Она всегда ела бумагу. Мне приходилось прятать от нее «Ти-ви тайме», иначе одни клочки оставались. Приходилось прятать «Пресс энд джорнал».

Осы поедают бумагу, отозвалась Мелани из очередной коробки, они себе дома из нее делают. Так вот, значит, где ты была последние семь лет, заключил отец, дыша с присвистом. Вот, значит, где обитала. Он поглубже засунул руки в карманы и отошел, чтобы сбить языки пламени с бордюра и лужайки.

Я верну их, сказала Мелани. Я только на время возьму несколько, можно? И сразу верну их, когда прочитаю. Можешь оставить себе, ответила я, можешь забрать все, что хочешь, какой прок от книг, которые лежат нечитанными в коробках? Нет-нет, возразила она, я только на время возьму их. Как знать — может, ты еще проголодаешься?

Смотри, крикнула она, выходя из гаража с целой охапкой записных книжек, а это что? Что это такое? Это что — роман? Это твое? Она положила их на траву, подняла верхнюю. Нет, ответила я. Она погладила мраморную обложку. В них даже бумага такая красивая, говорила Мелани, они правда такие красивые, а лежали в старом мешке для мусора. Нет, повторила я — подобрала записные книжки с земли, прижала к животу и отнесла в дом. Я выложила их на кухонный стол. Стряхнула травинки, прилипшие к нижней книжке из груды.

Когда я снова спустилась с чердака, Мелани глядела на огонь. Она подошла ко мне и встала рядом, не говоря ни слова; мне было жаль, я подумала, что, наверное, напугала ее. Но, прежде чем я раскрыла рот, она неожиданно спросила, а ты знакома с режиссером фильма, в котором снималась? Правда, что у него это — ну, гейские фильмы?

Во всяком случае, ответила я, этим он и известен. По крайней мере, такой ярлык на его фильмы наклеивают газетчики и прочие.

Я в школе в дискуссионный клуб хожу, сказала Мелани. Мы там спорим, обсуждаем разные вещи, ну, например, можно быть геем или нет. И как, спросила я, можно или нет? Не помню, какой у нас счет был, ответила она, но, вроде, большинство участников высказывались так: можно, если это никому не причиняет вреда. Но на том заседании мало людей было. Почти никто и не пришел. Мы их в обеденное время проводим. Моя мама тоже не хотела, чтобы я там присутствовала, но я же член комитета. А вот на прошлой неделе собралась куча народу. Мы обсуждали тему: Эта Палата Считает, что Шотландия Должна Быть Независимым Государством. И тогда царило полное единодушие. Почти все — кроме той девочки, которая все-таки выступила против, — все ребята проголосовали за, то есть за то, что хорошо бы провести такой референдум. Ну, вроде того, знаешь, какой однажды проводили — много лет назад, хоть он и провалился.

Да, кивнула я, знаю.

Нам рассказывали об этом на истории, добавила она.

Делегирование власти, девиация. Я наблюдала за горящими, бегущими словами под мелодию «The Locomotion» [84] «The Lokomotion»- первый сингл (1987) Кайли Миноуг (р. 1968). , звучавшую у меня в голове. Люби, если это ни-ко-му не при-чи-няет вре-да. Я принялась насвистывать ее. Мелани тоже. Это же хит шестидесятых, верно? — спросила она. У нас есть такая запись. А когда ты уезжаешь? Я жду не дождусь, чтобы тоже уехать. Нет, не из Шотландии. Я не хочу уезжать из Шотландии. Ни за какие деньги. А ты ненавидишь Англию? Я бы возненавидела. Все эти, ну, англичане. Понимаешь, о чем я?

Я видела отца у окна кухни. Он что-то мыл или вытирал, склонившись над раковиной. Как-то раз, когда я не пошла в школу и осталась на целый день одна дома, он разрешил мне полежать на его кровати, хотя меня тошнило и утром вырвало прямо на мою кровать. В обеденное время он не поленился вернуться с работы домой, поднялся ко мне. Смотри, что я тебе принес, сказал он и протянул мне крупный апельсин — даже для его большой руки крупный. Он сел на кровать и очистил кожуру, а потом наблюдал, как я ем дольку за долькой, давай, давай, приговаривал он, весь доедай. Сейчас, сказал он, тебе станет хуже. Но после этого ты сразу почувствуешь себя лучше. Он забрал у меня тазик, принес его уже вымытым, с приятным запахом дезинфекции. Я пролежала дневное время в постели, меня вырвало апельсином, мне стало лучше. Помню, я смотрела на вихри в потолке и думала: моему отцу порой удаются самые удивительные вещи — он умеет даже рвоту обставить так, что вкусно.