Игорь Губерман - Седьмой дневник

Потребность наших душ в идее,
мечте и мифе благородном
отменно чуют прохиндеи,
вертя сознанием народным.

Карай мою дурную плоть,
лишай огня мой нищий дух,
но упаси меня, Господь,
от говоренья правды вслух.

Что будут к худу изменения,
повсюду видно изнутри:
везде на запахи гниения
из нор вылазят упыри.

Хотя в литературе нет советов,
как жить, чтобы душа была в нирване,
Обломов был умнее, чем Рахметов:
лежал не на гвоздях, а на диване.

Я счастлив, отвечает мерин сивый,
и кажется, нельзя сказать иначе,
сегодня быть несчастным – некрасиво:
как будто что-то просишь без отдачи.

Мы курим, пьём, и музыка играет;
букет сирени в вазе умирает.

Гордимся мы, что тайны мироздания
сверлом буравит разум наш кипучий;
иллюзия возможностей познания —
наркотик замечательно живучий.

Я был упрямым, как осёл,
душа всегда была уверена:
если потеряно не всё,
то ничего и не потеряно.

Люблю крутые поговорки,
из них подмигивают нам
сознанья нашего задворки,
где гнусь и совесть – пополам.

Рвётся жизни течение плавное,
в кошелёк если не за чем лезть,
а что деньги – не самое главное,
понимаешь, когда они есть.

Уже пора идти к врачу,
пора сдаваться, делать нечего:
с утра я сразу спать хочу,
а днём дремлю, и сонный вечером.

А где-то нынче льют дожди
и во дворцах сидят вожди:
постригли шерсть у населения
и пьют вино от утомления.

Лежит вокруг ночная мгла,
темно в любом окне,
а совесть подлая легла
и пристаёт ко мне.

Души трагический надлом
и тягость жизни подневольной
легко врачуются теплом
холодной влаги алкогольной.

В лице людей, почти обыкновенных,
которым я безмерно благодарен,
послал мне Бог читателей отменных —
на деньги их мой суп сегодня сварен.

Трус убегал, и вслед ему
кривился лунный диск:
Бог помогает лишь тому,
кто сам готов на риск.

Ещё за то люблю я пьянство,
что вижу в ходе выпивания
игру духовного пространства
с убогой клеткой проживания.

Что случилось – пустяк, ерунда:
тут наплюй, там исправить возможно,
а реальная в жизни беда —
если ты одинок безнадёжно.

Народных суждений слепая волна,
включая и мысли ублюдка,
содержит солидную долю гавна,
продукта души и желудка.

Ни за что покуда не в ответе,
прописи усвоивши простые,
пылко повторяют наши дети
наших жизней хлопоты пустые.

Трепаться – любезная сердцу традиция,
но тут я сидел и разглядывал стены:
есть люди – такая у них эрудиция,
что с ними скучаешь на разные темы.

Всегда в убогом настоящем
так золотится день грядущий,
что в самом хилом и ледащем
желанье жить играет гуще.

Когда мы прочно в космос выйдем
на чём-то дьявольски летучем,
то много тварей там обидим
и хвори новые получим.

Сегодня мне работать лень,
затею праздничный обед:
отмечу рюмкой первый день
оставшихся от жизни лет.

Уверен я, что Бог, даря скрижали,
сочувствием и жалостью томим,
хотел, чтоб мы сперва соображали,
а после уже следовали им.

Мне ясно видится картина,
как исказятся гневом лица,
и рухнет разума плотина,
и волны злобы станут биться.

Тяжёлый дух благополучия
так ослабляет наши души,
что нам паскудно страшно случая,
который наш покой нарушит.

Бич истории – тип низкопробный
и его прозябанье убогое:
человек, ни к чему не способный,
безоглядно способен на многое.

Наш век погибельных волнений
с его утратами и болями
для вслед идущих поколений
забавен будет, но не более.