Курт Брахарц - Страсть Исава. Гастрософский дневник

Научные книги обычно снабжают списком цитированной литературы. По-моему, прочим разновидностям книг тоже не помешало бы описание источников, поленьев в костре вдохновения, эти книги родивших. Например, данный параграф произошел от бутыли «Шато де Питрэй бордо-супериор» урожая 1979 года. Ему я обязан если не вдохновением, так осознанием необходимости написать что-нибудь. Кстати, написанное под влиянием виски довольно сильно отличается от написанного под влиянием вина – разница, происходящая как от различия ритуалов питья тех и других напитков, так и разной химии их. Данная книга в этом смысле однородна, поскольку написана главным образом под влиянием вина.

В книге Черонетти очень ярок садомазохизм, – садомазохизм с большой «С» и очень маленькой «м». Черонетти отчаянно пытается придать своим суждениям обо всем и всяком возвышенный, чуть ли не религиозный оттенок. Показателен следующий отрывок о куннилингусе: «Главная опасность куннилингуса прежде всего в том, что практикующий его чрезвычайно легко может забыться, – настолько полно акт куннилингуса погружает его в чистое, необъятное наслаждение, в бессмертное лоно Великой Матери, в безграничную влагу женственного. Погруженный в символ, жадно поглощающий женственную влагу, он ни на что не обращает внимания. И если он в оргиастическом самозабвении позволит своему телу эгоистично, слепо достигнуть физиологической разрядки (а женщина сразу это ощутит), то это будет оскорблением его возлюбленной. Чем больше длится акт, тем больше опасность. Даже может быть, что, если акт куннилингуса продлится достаточно долго, он почувствует себя в чуждой Вселенной (как Нарада, извлекающий для Вишну влагу), он забудет, где он, кто он, почему он, забудет об именах и обличьях, забудет, сколько времени длилось его сладкое забвение».

Эта цитата – настоящий манифест лакомок-лизунов. Впрочем, мне кажется, что Черонетти, несмотря на свою позу, на самом деле вполне католичен. Меня удивляет, что, обильно цитируя Кроули, [138]он не привел его мнения о куннилингусе как о духовной практике. Но самая примечательная фраза из «Молчания тела» вот эта: «Я насытил книгу ученостью и чувственностью ради того, чтобы желающий развлечься, взяв меня в руки, развлекся и увлекся – но одновременно и обогатился бы знаниями». Да уж, действительно, увлечение этой книгой способно сильно обогатить ночное времяпрепровождение.

Были в Зальцбурге, заходили во все четыре разновидности «Томазелли» (кафе, веранда, сад и комнаты), в кафе я без особенной надобности заходить не рекомендовал бы: кафе как кафе, ничего примечательного. Что касается еды, тут я отказался от «золотых вишен» в пользу «даймлера». После сносной, хотя и ничем не примечательной куриной печенки я съел гуляш с лисичками. С того места, где я сидел, можно было видеть кухню и повара, – я наблюдал за ним. Лишь только я откусил второй кусок, как вдруг во рту у меня распространился чрезвычайно сильный вкус приправы. В этот момент к моему столу подошел хозяин и осведомился, понравилось ли мне, и я ответил не раздумывая, что вот только положил в рот кусок и отчетливо ощущаю вкус супового концентрата, – должно быть, кубик не растворился как следует. Хозяин схватился за голову и со слезами на глазах поведал мне, что у них суповых концентратов в жизни не использовали. «Однако, – сказал я, – это, по-моему, „Брокляйн Фондор"». – «Фондор!» – вскричал он и, продолжая хвататься за голову, жалобно рассказал, что у них всегда только свежие грибы, молоко, паприка, перец и лук. «Лук? Вы сказали, жареный лук?» – перебил я его стоны. Он ответил дрожащим от обиды голосом, что ни о суповых концентратах, ни о всяких там «фондорах», ни о жареном луке и речи быть не может, и принес мне бутылочку вина. Он торжественно поклялся (я уже к этому времени был согласен со всем), указав мне на разрезанную лисичку, что внутри всякий гриб может оказаться не слишком кошерным, а что касается наружного вида, так, если бы даже и очень хотел, лучшего не найти. Он предложил вернуть заказ и взять что-нибудь другое, однако я доел, и после мне подали один из лучших шербетов, когда-либо попадавших мне на язык. В счете значилась вполне умеренная цифра, Зальцбург оказался вовсе не таким дорогим, как я ожидал.

Я частенько захаживал в заведение, чей хозяин еще несколько лет назад был совершенно неграмотным и, отмечая заказ в своем блокноте, гуляш обозначал свиной головой, а пиво – стаканом. За истекшие годы он весьма усовершенствовал свою систему записей и даже достиг некоторого уровня абстрактности, не прибегая, впрочем, к заимствованиям со стороны, – однако по-прежнему держал карандаш в руке, как зубило.