Эдгар Доктороу - Уэйкфилд

Близился вечер, время, когда цветущие яблони начинали источать дивный аромат, и Диана вышла постоять на лужайке за домом. Я наблюдал за нею сверху. Она сорвала цветы с ветки и приложила их к щеке. Потом огляделась, словно что-то услыхав. Посмотрела в одну сторону, затем в другую, взгляд скользнул по гаражу. Она стояла, будто прислушиваясь, чуть наклонив голову, и у меня возникло чувство, что она почти догадалась, где я, ощутила мое присутствие. Я затаил дыхание. Минуту спустя Диана повернулась и пошла в дом, дверь за нею закрылась, и я услышал, как щелкнул замок. Тот громкий щелчок все определил. В моем сознании он прозвучал как знак перехода в новую, свободную жизнь.

Я ощупал заросший подбородок. Кто этот парень? Одичавший бродяга? Меня ничуть не волновало, что я бросил в своей адвокатской конторе все дела, клиентов, партнеров. Больше не придется спешить на поезд. Внизу в гараже мой любимый серебристый «БМВ-325» с откидным верхом. На что он мне сдался? Я совсем разошелся: готов был рычать и бить себя кулаком в грудь. Больше нет нужды в накопленных за годы друзьях и знакомых! Не требуется переодеваться в чистое и гладко брить лицо. Отныне моя жизнь не связана с кредитными картами и сотовыми телефонами. Стану жить как получится, на то, что смогу отыскать или создать сам. Будь это тривиальный уход от жены и детей, я бы написал Диане записку с предложением найти хорошего адвоката, забрал из гаража машину и покатил на Манхэттен. Снял бы номер в гостинице, а на следующее утро отправился на работу пешком. Так может поступить любой, сбежать может каждый, сбежать куда подальше — но все же остаться прежним. Со мною все иначе. Мой случай особенный. На этих странных задворках, ставших моей средой обитания, мне предстоит продержаться как человеку, затерявшемуся в джунглях или выброшенному на необитаемый остров. Я не сбегу — я превращу это место в свое. Таковы условия игры, если это игра. Вызов брошен. Я ушел не только из дома — я вырвался из системы. Вместить жизнь в сверкающий глаз взбесившегося енота — вот чего я хотел и никогда еще не был столь непоколебим в своих намерениях, словно несколько моих фантомных образов слились наконец в того, кто я есть на самом деле, — Говарда Уэйкфилда.

При всей дарованной самому себе свободе, я все же решил присматривать за якобы брошенной женой. По необходимости я сделался ночным существом. Днем спал на чердаке, ночью выходил наружу. Я стал чувствителен к погоде и интенсивности лунного света. Пробирался от одного дома к другому дворами, не доверяя тротуарам и проезжей части улиц. Я многое узнал о живущих по соседству людях: что они едят, в котором часу ложатся спать. Когда на смену весне пришло лето, многие уехали в отпуск, большинство домов опустело и стало меньше возможностей кормиться из помойки. Но вместе с тем и собак поубавилось, меньше лая было, когда я крался под деревьями. Где держали больших собак, там и вход для собаки был побольше, так что я мог пролезть в дом и разжиться банками консервов и упаковками, припасенными в кухонных кладовках. Ничего, кроме съестного, я не брал. Я сравнивал себя, правда не всерьез, с индейцами, охотниками на буйволов, которые убивают животных ради мяса и шкуры, после чего благодарят их отлетевшие души. Иллюзий по поводу нравственной стороны своих поступков я не питал.

Одежда моя начинала ветшать. Борода росла, волосы становились длиннее. С приближением августа Диана, возможно — как мы делали много лет подряд, — снимет дом, приглянувшийся нам обоим на Кейп-Коде, и на месяц увезет туда девочек. Пришлось потрудиться, чтоб восстановить бедлам в моей берлоге. Я планировал спать на улице, пока они не явятся наверх за спасательными жилетами, надувным матрасом, ластами, удочками и прочим летним хламом, который я так безропотно когда-то закупал. В поисках нового места ночлега я покинул обжитую территорию с острым ощущением неприкаянности, но едва приступил к поискам доступного места, как наткнулся на островок столь девственной земли, о котором можно было только мечтать. В неярком свете полумесяца я быстро понял, что нахожусь в приписанном к нашему городку заповеднике, куда водят младших школьников, чтобы дать им представление о том, как выглядит неасфальтированный мир. Я тоже приводил сюда дочек. Наша фирма представляла интересы богатой вдовы, передавшей городу право собственности на эту землю с условием, что она навсегда останется нетронутой. Из темноты проступили черты первозданной природы. Земля была мягкой и топкой, на тропинках валялись опавшие ветки, я слышал навязчивый, как самогипноз, стрекот цикад, кваканье лягушек, и выработавшееся совсем недавно звериное чутье подсказало мне: кругом полно других четвероногих. На опушке леса я обнаружил небольшой пруд. Вероятно, его питал какой-то подземный родник, поскольку вода была холодная и чистая. Я разделся, искупался и натянул одежду прямо на мокрое тело. Той ночью я спал в полом стволе засохшего старого клена. Не сказать, что спалось мне хорошо. Донимали мошки, садившиеся на лицо, а рядом беспрерывно шла неведомая мне жизнь. Было, конечно, неуютно, но я постановил не придавать этому значения: такие ночи должны были стать для меня нормой.