Али Смит - Ирония жизни в разных историях

— Нет.

— Так кто же вы тогда, егерь, что ли? — спросила она. Совершенно трезвая, она тогда подумала, что эти винтовки, возможно, предназначались для лис, или птиц, или крыс, или чего-то еще, чему не разрешалось проникать сюда, вот почему у него на обеих руках висели винтовки, и обе разломаны. В том самом смысле, который используется для этого слова, когда они приготовлены для того, чтобы их зарядить, — они открытыми, разломанными висят на обеих руках через плечо, — надо запомнить, что слово «разломанная» может иметь разное значение.

— Нет.

— Стало быть, отстреливаете животных ради забавы, что-то вроде того?

— Нет.

— Тогда стреляете по чайкам?

— Нет.

— Значит, стреляете в нарушителей, подобно наркоманам и иже с ними? Может, вы сторож?

— Нет.

— Ладно, если эти винтовки не для того, чтобы стрелять в кого-то или во что-то живое, а в этом месте больше нет ничего другого, кроме мертвых, в которых незачем стрелять, тогда в кого же вы, черт возьми, собираетесь стрелять? — удивляется она. Он выглядел несколько потрепанным, хотя по виду не скажешь, что он преступник. В то же время на полицейского или еще какого блюстителя закона он тоже мало походил. Он опустил на землю одну из винтовок и наступил на нее ногой.

— Не ругайся, — говорит он.

Он щелкнул затвором на другой винтовке, прицелился и выстрелил, наделав много шума, и когда после попадания в ангела облако каменной пыли рассеялось, она пошла посмотреть и увидела, что пуля попала в руку именно в том месте, где рука была прижата к сердцу, и вся рука была раздроблена, подобно пальцам, вдавленным дробью.

— Долбаный бриллиант! — воскликнула она, стряхивая пыль от осколков камня с трикотажной футболки.

— Уйди оттуда, — сказал мужчина шепотом, он махнул ей винтовкой, подавая знак возвратиться к нему. Потом он положил на землю винтовку, наступил на нее, поднял другую, глухо клацнул затвором, посмотрел вниз и взял ангела на прицел. Отлетело целиком плечо. Он подождал, пока птицы угомонятся и рассядутся на верхушках деревьев, и, когда все стихло, снова выстрелил из той же самой винтовки, и снова раздался птичий гвалт. Снесло макушку и лицо. Тогда он разломил свои винтовки, повесил их открытыми на плечи, повернулся и пошел.

— Можно мне сделать выстрел? — попросила она.

— Отправляйся, девочка, домой в свою постель, — говорит он ей, проходя мимо, — тебе нельзя гулять допоздна. Твои родители — явно язычники, если позволяют тебе такое.

Похоже, это ее поразило.

— Откуда вы знаете моих родителей? — крикнула она ему в спину.

Мужчина остановился. Вроде как кашлянул. Повернулся, вместе с ним сделало круг его оружие, и вернулся к ней. Он встал рядом с одной из статуй.

— Если ты честно расскажешь, что видела меня, — предупреждает он, — Бог накажет тебя. Так что не делай этого.

— Хорошо, — говорит она, подумав, пусть он будет увечным извращенцем Годфриком, раз ему так хочется. — Если ты мне дашь выстрелить из винтовки, тогда я ничего не расскажу.

Мужчина посмотрел на нее оценивающе. Бросил взгляд на часы. Поднял глаза к небу, которое проглядывало сквозь ветви деревьев. Казалось, он выдохся.

— Быстро, — решился он, — пока не рассвело и никто нас не поймал.

Раздался глухой звук клацнувшей винтовки.

— Не прикасайся, — велел он.

Он держал винтовку на уровне ее глаз. Она смотрела через прицел и ничего не могла разглядеть, он положил ей на голову руку и заставил успокоиться, вот тогда она увидела через стеклянный круг оптического прицела кружащийся темный свет, наверное, это было небо, после его закрыли деревья, и следом появился забор в конце кладбища возле канала, потом могильные надгробия, причем все они качались. Он забрал у нее оружие.

— Смотри, — сказал он, вскинув винтовку, и выстрелил в статую по пальцам руки, прижатой к подбородку. Она побежала туда и подняла с травы кусочек отбитого камня. Некоторые пальцы все еще болтались на весу у подбородка, но то место, где находилась рука, прижимающая их к подбородку, было пусто. Кусочки руки валялись в траве. Она принесла несколько. Мужчина взял их у нее и выбросил в кустарник.

— Теперь, — говорит он, — вон та, — и даже при том, что был для этого несколько староватым, он крутанулся на пятке, словно ковбой в кино, и один выстрел пришелся в голову статуи, а другой — в Библию.

Он — министр церкви. Ангелы — бездельники. Это его работа. Он показал ей различие, когда оружие готово и когда — нет.

Наступил рассвет, и мужчина исчез.