Пётр Кожевников - Две тетради

Восьмое июля.

Вчера мы играли на вечере. Исполняли в основном западные вещи. Пляс вышел шикарный. Драк было немного, но повеселились нормально. Когда все расходились, я разглядел на выходе свою бабу. Стало ясно, что видел её среди танцующих, да не узнал. Она сегодня сделала причёску: чёлочка на лоб, остальные волосы зачёсаны назад и собраны, как кружевной крендель, на висках и по всей голове гирляндами свисают завитки. Губы — вишнёвые, ногти — тоже. Ресницы длинные, как усики у махаона, черны так, что глаза словно в трауре. Брови, видно, выщипала. (Раньше они мне казались гуще.) Под ними голубые тени. Лицо напудрено загарной пудрой. Прямо кукла раскрашенная.

Вообще я ничего не имею против, если баба красится. Да и парень, если удачно выкрасит волосы, тоже ничего — сам этим занимался. Но когда накрашено всё, что можно, мне кажется, что это только портит дело. Ну, ладно, бледные губы. Подкрась! Блестит нос, тоже, валяй, замазывай! Но ведь другая вся перемажется и думает, что это сногсшибательно.

Она, видно, кого-то ждала, потому что не выходила, а внимательно смотрела в толпу выходящих. На ней была юбка серого цвета, коротенькая, как у маленькой. Ноги длинные, в дымчатых чулках. Туфли на платформе. Штатская баба!

Спустившись со сцены, я всё-таки подошёл к ней. Мы поздоровались. Познакомились. Мне захотелось её проводить. Она была поддавши, а в таком виде бабы многое позволяют. У меня, правда, до сих пор не было девки, с которой бы я переспал, но я много раз целовался и умею это делать. Мне, конечно, хочется переспать с бабой, но это не так просто. Связаться со шкурами у меня не выходит. Когда они начинают сами лезть, то мне становится неприятно. И вообще, как-то страшно связываться с бабой, которая всё прошла, а ты только целовался, и больше ничего. Мне кажется, я проще проделаю это с бабой, которую совсем не знаю: она мне просто понравится при встрече. Но разве это возможно? А когда уже хорошо знаком с девчонкой, то как на это решиться? Как мы узнаем и увидим друг друга в этот момент?

Я не знал, какая Галька, но она мне понравилась, и я поехал её проводить. Она живёт в Дачном.

От метро мы шли пешком. До её дома допёрли во втором часу. Посидели перед домом. Поболтали о жизни. Она всё волновалась, как я доберусь на свой Васильевский, а я об этом и не думал. Мне хотелось поцеловать её, но я не решался. Сидим, разговариваем и вдруг — нате! Она же поймёт, что это несерьёзно, а так… Я спросил, не будет ли волноваться её Мама. Она сказала, что Мама работает в ночь. Пригласила зайти.

У них с матерью двухкомнатная квартира. Отец прописан с ними, а сам, вроде моего, только в другую сторону. Дом — шикарный! Два лифта, мусоропровод. Потолки приличные для новостроек. Прихожая большая, стенные шкафы. Обстановка, конечно, не фонтан. У Гальки комната с лоджией. Она показывала квартиру, пока кипятилась вода для жратвы. Я спросил, не страшно ли жить на четырнадцатом этаже? Она ответила, что отсюда до Бога ближе. Я похвалил её за остроумие.

Заморив червячка, мы опять разговорились о разных вещах. Рассказывали о себе, о друзьях. Курили. Другие парни не любят, чтоб девка курила, а по мне всё равно. Лишь бы как следует, взатяг. Разговор сникал, а я думал: «Что же дальше?»

Она сказала, что если я хочу спать, то могу лечь. Перед приходом Мамы она меня разбудит. И я уйду. Мне не хотелось спать, а хотелось ещё побыть с ней. Это ведь здорово! Ещё сегодня были чужие люди. Она накрашенная, внешне пустая кукла. Не знаю, чем казался я. А теперь сидим в её доме и говорим, как самые близкие люди. Наверное, мы с ней в чём-то похожи, раз так скоро сошлись. Я думал об этом, пока она мыла посуду. Потом мы пошли в её комнату. Закурили. Мне захотелось показать ей порнографический журнал, который мне сегодня вернул Вадим. Я спросил Галю, как она относится к порнографии? Она сказала, что это — ужасная гадость. Но журнал посмотрела и опять сказала то же. Я обратил внимание на то, что мне было приятно, когда Галя смотрела журнал. И когда она подняла голову, которую склонила над ним, то я поцеловал её. Посадил к себе на колени и продолжал целовать. Мне хотелось узнать всё её тело. Она снимала мои руки с коленей и грудей. А у меня было непередаваемое чувство того, что, устроенные природой по-разному, чтоб соединяться в единое целое, мы можем сейчас увидеть и узнать друг друга и что может быть на свете значительнее?! Она отпихивала меня и хотела уйти. Попросила оставить себя. Я отпустил её, но в дверях мне захотелось снова её обнять. И я обнял её и завалил на диван. Раздел до пояса и поцеловал в правую грудь. Она заметалась в моих руках. Заплакала. Я дал ей уйти. А сам разделся и лёг. Но какой тут сон? Услышал, что она вернулась, и зачем-то притворился спящим. Она была недолго, потом ушла.