Похороны состоялись на следующий день. Стоял сезон дождей, и, когда похоронная процессия с урной проходила по улице Биашара, похоронные дроги застряли в яме. Тогда голубая урна оказалась напротив окна лавки, и индиец и маска увидели её, и маска сказала: «Всё пошло прахом».
В этот момент локомотив издал длинный свисток, и кивком головы их хозяин предложил им выйти в гардеробную. Ударом ноги он распахнул дверь вагона, и навстречу им хлынул прохладный и чистый горный воздух. Впереди перед ними на фоне молочно-белого от звёзд неба, словно длинный светящийся червь заходила на поворот вереница вагонов.
— Прыгайте, джентльмены, — приказал Джозеф К., для убедительности махнув своим пистолетом, — прыгайте, и посмотрим, поджарит нас Африка или озолотит.
Некоторое время спустя четыре человека стояли друг перед другом, как они совсем недавно стояли на перроне. Неподалёку на рельсах молча наблюдала за ними группа африканцев. Вдали, цепочкой светящихся точек грохочущий поезд продолжал свой путь к месту будущей катастрофы, в самое сердце тьмы.
Пучком травы генерал пытался смахнуть пыль со своего мундира.
— Надеюсь, вы дадите мне несколько минут, чтобы перед смертью привести себя в порядок, — сказал он.
Джозеф К. добродушно посмотрел на него.
— Вы не умрёте, господин генерал, — сказал он. — Вы свободны и можете отправляться домой. — Он показал назад в сторону Кабинды. — Я совершенно уверен в том, что, когда вы пройдёте двести километров обратно к Его Величеству, вы увидите новый смысл в выражении «жить на коленях».
Писатель сунул своё оружие в карман пиджака, повернулся и пошёл в сторону ожидающих африканцев. Он прихрамывал, и Дэвид неожиданно понял, что действительно этот человек с удивлением должен встречать каждый новый день своей жизни.
Минутой позже генерал повернулся и упругими шагами пошёл по путям назад, в том направлении, откуда они приехали.
Впервые Дэвид остался наедине с девушкой. Некоторое время они внимательно смотрели друг на друга. Потом девушка сказала:
— На языке моего племени моё имя значит «война».
Дэвид кивнул.
— Европейцы, — сказал он и, сам не понимая того, заговорил так, как будто это был класс, к которому он больше не принадлежал, — европейцы специалисты по ведению войн.
— У нас, — сказал девушка, — в моём племени говорят, что кваканье маленьких лягушек не может помешать большим животным утолять жажду.
Затем она быстро подала Дэвиду руку, повернулась и пошла к ожидавшим её людям.
Дэвид не смотрел ей вслед. Он сел на рельсы и опустил голову на руки. Над ним в ночном небе созвездие Весов миновало зенит и устремилось к горизонту. Европейская справедливость склонялась над тропической Африкой.
[14] Дань уважения Бурнонвилю (фр).
Вершина мастерства состоит в том, чтобы скрывать технику исполнения и напряжение за совершенным внешним спокойствием.
Август Антуан Бурнонвиль «Моя жизнь в театре»
19 марта 1929 года, в начале двадцать шестой ночи Рамадана, той ночи, когда Аллах ниспослал с Небес на землю Коран, в лиссабонской гавани возле квартала Алфам, два молодых человека во всех смыслах добрались до конца своего пути.
Они сидели на палубе маленького парусного судёнышка из тех, что к югу от Африканского Рога называются «мели». Такому судну нечего делать в Лиссабоне, ведь паруса его предназначены для другого ветра, а корпус — для других волн, к тому же в нём образовалась небольшая течь, и оно повисло на своих швартовах, словно захмелев от всей просочившейся в трюм морской воды, а может, просто решив вдруг пойти ко дну, придя в отчаяние от оказавшейся на его борту команды.
Молодых людей освещал небольшой костерок из тлеющих древесных углей, кучкой лежащих между ними на листе железа. Они уже давно голодали, и один из них, сидящий выпрямившись и скрестив ноги по-турецки, настолько отощал, что казалось, его обнажённое тело состоит из одних рычагов костей и приводящих их в движение тонких канатов мышц. На голове у него был белый шерстяной тюрбан, и в его лице гармонично сочетались африканские и восточные черты, а также множество признаков вспыльчивости и язвительности. Звали его Руми, и был он монахом исламского ордена мевлеви.
Его спутник, несомненно, был когда-то человеком сильным, но и его не пощадил голод, и даже сейчас, когда он лежал, удобно растянувшись, ему приходилось время от времени менять положение, чтобы не опираться на свои выступающие кости. Его звали Якоб Натен, и в прошлом он был танцовщиком копенгагенского Королевского театра.
Читать дальше