Питер Хёг - Ночные рассказы

— Как скоро после этой встречи вы поженились? — спросил он.

— Очень скоро, — ответила Маргрете. — Потому что, видите ли, господин Тофт, хотя, может быть, это очень трудно… очень трудно представить себе сейчас, но тогда Георг был очень привлекательным мужчиной.

— Мне кажется, — сказал Ясон, довольный тем, что представился случай произнести заранее заготовленный комплимент, — что господин Ван Остен так прекрасно сохранился, что это сдвигает обычное представление о лучшем возрасте мужчины на двадцать лет.

— О, да, — отозвалась актриса, — алкоголь обладает поразительным консервирующим эффектом.

— Господин Тофт, — сказал Ван Остен, — любовь — это всегда соглашение между необходимостью и возможностью. Необходимостью в данном случае была наша взаимная склонность.

— А возможностью, — медленно продолжал он, — была карьера моей жены. Мы ведь можем поведать об этом молодому человеку, не так ли, мой ангел? Карьера, господин Тофт, которая в тот момент больше не развивалась. Но которая при моём положении и моём состоянии в качестве — как бы это сказать — костыля, безусловно, должна была прийти в движение.

Чья-то невидимая холодная рука легла на затылок Ясона и сжала его.

— А мой муж, — продолжила Маргрете, — хорошенько подумал. Вы должны знать, господин Тофт, и я думаю, это следует записать, что мозг — эта та часть тела, которой мой муж всегда пользовался в первую очередь.

Что-то бормоча про себя, Ясон склонился над своими бумагами.

— Ведь он, — продолжала актриса, — вёл очень беспорядочную жизнь до того, как встретил меня, такую беспорядочную, что у его матери в глазах рябило. Вы согласны, господин Тофт, что лучшим другом мальчика является его мать?

— У меня, — пробормотал Ясон, — прекрасная…

— Таким образом, — продолжала она, — было много веских причин, чтобы Георг на мне женился, и одна из самых серьёзных — его мать. Вы записываете, господин Тофт?

— Всё это, — сказал Георг ван Остен ободряюще, — сказано исключительно в интересах правды, а не для того, чтобы дезавуировать наши сильные взаимные чувства. Вы, конечно же, это понимаете, господин Тофт.

— Прекрасно понимаю, — ответил Ясон.

— Тогда я попрошу вас выпить с нами, — сказан Ван Остен и наполнил бокалы.

Ясон заметил, что от выпитого вина у него перед глазами уже возникло что-то вроде фаты невесты, и сделал протестующий жест. Тут на мгновение в позе хозяина появилось какое-то недоумение, и Ясон вспомнил, как когда-то ему говорили, что Ван Остен в молодости сам плавал штурманом и капитаном на судах пароходства. Он послушно осушил свой бокал. Ван Остен одобрительно кивнул.

— Невозможно, — сказал он, — понять наш брак тому, кто никогда с нами не пил. Дело в том, господин Тофт, что мы с Маргрете уже давно не наблюдали свои омерзительные профили в трезвом состоянии.

Женщина выпила стоя. Потом она поставила свой бокал на стол, шагнула на середину комнаты, словно ей требовалось место для того, что затем последует.

— Мы не будем, — заявила она, — останавливаться на свадьбе, потому что это относится к истории Дании. Мы перейдём к тому, что за ней последовало.

— К детям, — предложил Ясон, как утопающий, хватающийся за спасательный круг.

— К великому одиночеству, — сказала актриса.

— Видите ли, господин Тофт, — продолжала она, и, пока она говорила, из её голоса постепенно исчезала весёлость, — я действительно его любила. Я действительно страстный человек, господин Тофт. И в то время я была влюблена в Георга ван Остена до полного безумия.

Только сейчас, когда ситуация в любой момент могла выйти из-под контроля, Ясон её понял. Только сейчас он осознал, что для этой пары за всю их жизнь это, должно быть, первый разговор такого рода, что он своей просьбой и своим присутствием, сам того не желая, вызвал стихийное бедствие.

— Нельзя даже представить себе, — продолжала женщина, — сколько я его ждала. Но он был занят. Ездил за границу. Или спускал судно на воду. Или заседал в Торговой гильдии. Он обеспечивал бессмертие своему роду.

Ты обустраиваешь дом. Но он его не видит. Ты рожаешь детей. Он их не видит. Ты играешь свои роли. Он их не видит.

Судорога гнева пробежала по её телу, исказив на мгновение лицо и превратив его в гримасу ненависти. Потом лицо её разгладилось, и, когда она снова заговорила, голос был хрипловатым, но спокойным.

— Все эти годы, пока я играла, у меня было одно страстное желание. Я хотела, чтобы он хотя бы раз оказался в зале по своей собственной воле, чтобы он пришёл посмотреть на меня. Но я напрасно ждала! Конечно же, он появлялся в театре. Но появлялся, потому что в театр приходил король, потому что компания оплатила праздничный спектакль, потому что представлялась возможность засвидетельствовать главе иностранного государства своё почтение. И тогда его глаза были отчуждёнными, полными будущего, полными денег, полными огромного, всемирно известного эгоизма рода Ван Остенов.