Зульфю Ливанели - История моего брата

Мама родила нас в больнице и назвала Ахмедом и Мехмедом. Я при рождении весил два килограмма двести граммов и был ростом сорок девять сантиметров, а Мехмед – два килограмма семьсот граммов и рост имел пятьдесят один сантиметр. Короче говоря, он был крупнее меня.

В детстве мне не казалось странным, что у меня есть брат-близнец, скорее я даже удивлялся, почему братьев-близнецов нет у моих сверстников. Мы не относились к числу тех однояйцевых близнецов, которые думают и чувствуют одинаково и живут как одно существо. Но, конечно, у нас было очень много общего.

В те времена профессия инженера была модной. Семьи, в которых подрастали девушки, охотились за женихами-инженерами. Родители, поддавшись моде, еще в нашем детстве решили, что мы оба станем инженерами. В итоге так и произошло, но, к сожалению, родителям не удалось этого увидеть.

Мой дед всю жизнь занимался финансами, а потом вышел на пенсию. Его последним местом службы была Анкара. Они с бабушкой жили в двухэтажном доме с садом – там росли липы. На каникулах или во время отпуска либо мы ехали к ним, либо они приезжали к нам. Однажды, накануне праздника Курбан-байрам, рано утром, еще до рассвета, мы отправились к ним на стареньком «опеле» моего отца.

Отец не любил ездить вечером: он считал, что вечером движение слишком плотное. Поэтому вещи в машину мы погрузили накануне. Сложили в багажник чемоданы, а в салон – дорожные сумки с курабье, орешками, изюмом, сушеной шелковицей и тому подобным, двинулись в путь рано утром. Отец водил машину очень осторожно. Автомагистрали между Стамбулом и Анкарой в те годы не было: лишь узенькая двухполосная дорога. Мать с отцом сидели впереди, а мы с Мехмедом сзади. Как и полагается братьям, мы дурачились, листали комиксы, которые нам позволялось читать нечасто, жевали сладости и каленый горох.

Пока мы ехали по шоссе, начало светать, поля по обеим сторонам дороги порозовели. Так как мы встали очень рано, на меня навалился сон. Не знаю, сколько я проспал, но помню, что через какое-то время я подскочил от ужасного грохота. Спросонья мне показалось, что рухнуло небо. Наша машина летела с дороги в поле. Я запомнил только крики, наверное, я тоже кричал. Жуткий грохот никак не стихал, казалось, машину кто-то разрывает на части.

Я потерял сознание, а когда открыл глаза, увидел рядом незнакомых людей в белых халатах. В руку мне была вставлена иголка с капельницей. Повернув голову, я увидел Мехмеда с такой же капельницей. Я захотел позвать его, но не смог издать ни звука и вновь потерял сознание.

Спустя несколько часов я пришел в себя, Мехмед к этому времени тоже очнулся. Он плакал, а я еще подумал: чего он плачет? Надо мной склонилась медсестра в белом чепце, я спросил ее, где мы. Она ответила, что в государственной больнице города Болу. Она рассказала, что произошла автокатастрофа, но мы с Мехмедом в полном порядке, и нам надо лишь набраться сил. «Отдыхай, малыш, – приговаривала она. – Хорошенько отдохни». И гладила меня по голове, а голова у меня очень болела.

Почему-то мне не приходило в голову спросить ее о родителях, мне лишь не давал покоя плач Мехмеда. Наверное, ему очень больно, решил я, и вновь провалился в глубокий долгий сон. Я постоянно спал из-за лекарств, которые мне давали.

Проснувшись, я увидел грустное лицо бабушки, под глазами у нее были синие круги. Неужели мы приехали в Анкару, подумал я, но тут вспомнил, что мы в больнице, и только сейчас заметил, что бабушка тоже плачет. В углу стояло кресло, в нем сидел мой дед, освещаемый светом из окна. «Мы приехали за вами!» – сказала бабушка. И только тут я решился спросить о родителях, а в ответ все взрослые – бабушка, дедушка, медсестра – молчали. Отозвался только Мехмед. «Они погибли!» – всхлипнул он. Я не сразу понял, что он сказал. Я подумал: зачем он говорит такие ужасные вещи? – и решил, что, как всегда, он шутит.

Той же ночью я увидел отца, на нем был белый передник. Отец выглядел выше, чем был. «Папа, ну ты же не умер, не умер!» – твердил я. «Ты еще маленький, чтобы знать об этом», – ответил отец. «Но раз я тебя вижу, ты жив!» «Это ты видишь меня, а я себя не вижу. Может быть, для тебя я не умер, а умер только для себя», – сказал он. Я заснул.

На следующий день бабушка с дедушкой забрали нас. Мы сели на автобус и поехали в Стамбул. По пути мне казалось, что все машины мчатся прямо на нас, и я холодел от страха, а Мехмеду было совсем не страшно. Мы ехали по той самой дороге, по которой совсем недавно ехали с родителями, но родителей теперь рядом с нами не было. Был дедушка, была бабушка, был Мехмед. Это казалось очень странным.