Когда это случилось, он удивился, отчего не ожидал этого с самого начала. А случилось это в одном из казино высшего разряда: безлимитный турнир по холдему с высоким вступительным взносом, пятьсот игроков. На другом конце зала, над головами сидящих за тесно расставленными столиками, замаячил какой-то мужчина: привстал, чтобы размять шею и плечи, подстегнуть кровообращение. Его движения смахивали на ритуальные, не объяснялись естественной необходимостью. Он неспешно попрактиковался в дыхании диафрагмой, затем опустил сложенную ковшиком руку и, словно бы не следя за партией, даже боковым зрением не следя, вбросил в банк несколько фишек. Человек странно знакомый. Странно в том смысле, что за несколько лет можно разительно измениться внешне, безусловно оставаясь собой. Терри Чен, определенно; вот он снова усаживается, исчезает из поля зрения Кейта; безусловно, он, как же иначе, как же без него: субкультура покера, ревущие потоки денег, бесплатное проживание и острое соперничество — и без Терри Чена?
Только на следующий день, пока женщина на подиуме объявляла, за какими столами есть свободные места, они немного постояли у ограждения.
Терри Чен слабо улыбнулся. Он был в темных очках и оливковом пиджаке с широкими лацканами и блестящими пуговицами. Пиджак был великоват: висел, как на вешалке. Широкие брюки, тапочки с эмблемой отеля, велюровые, заношенная, пахнущая затхлостью шелковая рубашка.
Кейт почти ожидал, что Терри заговорит с ним на мандаринском диалекте пятого века.
— Я прикидывал, скоро ли ты меня заметишь.
— Ты-то меня заметил, полагаю.
— С неделю назад, — сказал Терри.
— И ничего не сказал.
— Ты погрузился в игру с головой. Что я сказал бы? А когда я снова глянул, тебя уже не было.
— Я хожу в букмекерскую расслабиться. Съесть сэндвич, выпить пива. Мне нравится, когда вокруг азарт: повсюду экраны, спорт. Пью пиво, смотрю краешком глаза.
— А мне нравится у водопада. Беру себе что-нибудь легкое. Вокруг десять тысяч человек. В переходах, в аквариуме, в саду, у игровых автоматов. Сижу, прихлебываю легкий коктейль.
Терри словно бы кренился на левый бок — точно вот-вот собирается рвануть к выходу. Похудел, постарел, голос у него стал какой-то незнакомый — немного скрипучий.
— Ты здесь останавливаешься.
— Только здесь, обязательно. Потолки высокие, номера просторные, — сказал Терри. — Окно во всю стену.
— Для тебя все даром.
— Мелочевка.
— Серьезный игрок.
— Я у них в компьютере. У них всё в компьютере. Всё фиксируется. Если что берешь из минибара и через шестьдесят секунд не ставишь на место, в счет вносят моментально.
Ему это нравилось — в смысле, Терри нравилось. Кейт не знал, как к этому относиться.
— Когда заселяешься, выдают карту отеля. Я без карты до сих пор не могу, сколько бы тут ни жил. Никогда не знаю, где нахожусь. Посыльные приносят в номер пакетики с чаем в форме пирамид. Все объемное. Я их прошу, чтобы газет не носили. Если не читать газет, от жизни никогда не отстанешь.
Они еще с минуту поговорили, а потом разошлись к отведенным им столам, не договариваясь увидеться позже. Понятие «позже» было здесь чересчур расплывчатым.
Мальчик стоял у дальнего конца стола, намазывал горчицу на хлеб. Больше ничего съестного она тут не обнаружила. И в помине нету.
Она сказала:
— Когда-то у меня была нормальная авторучка. Серебристая такая. Ты ее случайно не видел?
Он замялся и призадумался: глаза сощурились, лицо окаменело. Это значило, что ручку он видел, писал ею, потерял ее, подарил или променял на какую-то ерунду.
— Ни одной толковой письменной принадлежности во всем доме. — Она понимала, на кого похожа, когда произносит такие речи. — Это у тебя сто карандашей, а у нас — только дюжина дрянных шариковых ручек.
Это прозвучало как плач по каллиграфии, по отжившему искусству писать на бумаге. Она внимательно смотрела на мальчика: снова опускает нож в банку, вытаскивает, аккуратно мажет горчицей края ломтя.
— А что плохого в шариковых ручках? — сказал он.
— Они дрянные.
— А что плохого в карандашах?
— Ну, карандаши — еще туда-сюда. Дерево да свинец. Карандаш — стоящая вещь. Дерево и графит. Материалы, которые дает нам земля. За это мы карандаш и уважаем.
— Куда он на этот раз едет?
— В Париж. Большие соревнования. Пожалуй, я к нему на несколько дней съезжу.
Он застыл на месте, снова призадумался.
— А как же я?
— Живи своей обычной жизнью. Просто не забывай задвинуть засов, когда под утро вернешься с кутежа.
Читать дальше