Йоун Дан: Сколько стоит счастье?

Мальчик потупился и не отвечал. Лицо его стало пунцовым. Полицейский подошел к сыну, схватил его за волосы и заставил смотреть себе в глаза.

– Где ты взял деньги? – спросил он. – Где? Где?

– Это были мои собственные деньги, – со стоном произнес мальчик.

– Твои деньги? – переспросил отец. – Ты лжешь!

– Нет, – ответил мальчик и расплакался навзрыд. Слезы брызнули отовсюду, словно прорвав отчаянное сопротивление кожи, за секунду до того сухой и горячей. Они текли из глаз, из носа, изо рта, и каждая капелька пота па лбу тоже была как слезинка и тоже, казалось, полна муки. Все еще держа сына за волосы, отец всматривался в его залитое слезами лицо, но остался по-прежнему непреклонен.

– Это были мои деньги, – промолвил мальчик. – Мои деньги, я их не украл!

– Что значит твои деньги? Где ты мог их заработать?

– Я их нигде не заработал, и все же это были мои деньги, и я мог поступить с ними, как мне вздумается.

– Как же они к тебе попали?

– Честное слово, деньги были мои, мои собственные, я их не украл!

– Тогда скажи, откуда они у тебя.

– Мне их дал один человек.

– Кто именно?

– Я его не знаю.

– Лжешь, – сказал полицейский, отпуская сына. – Ты мне лжешь!

– Я знал, что ты мне не поверишь, – всхлипывая, проговорил мальчик, – знал, ведь я и сам бы не поверил на твоем месте, если бы не знал, что это правда! Потому и решил не рассказывать тебе про эти деньги.

– Пойми, я стараюсь помочь тебе, – сказал отец. – Все равно, украл ты пли нет, я постараюсь тебе помочь. Но для этого ты должен сказать мне правду. За что этот человек дал тебе деньги?

– Я не знаю.

– Боже мой, сын, подумай, что ты говоришь? Кто же этому поверит?

– Никто, конечно, но раз ты спрашиваешь, я должен отвечать.

– Да, но отвечать правду. Когда это произошло? Когда тот человек дал тебе деньги?

– С месяц тому назад.

– И только на другой день после того, как ты забыл отдать деньги кассирше, ты решил их потратить! Ни раньше ни позже!

– Но я вовсе не забыл отдать деньги кассирше.

– Где же твоя логика, сын! Неужели ты не в состоянии придумать ничего более убедительного? Я готов сквозь землю провалиться от стыда, что мой сын врет так примитивно!

– Я тоже пытался найти хоть какое-нибудь правдоподобное объяснение, но у меня ничего не вышло.

– Вот видишь, ты уже сам признаешься, что все это сочинил.

– Нет, нет, как раз потому, что я не сумел ничего придумать, мне и пришлось сказать тебе правду.

– Сколько же он дал тебе? – вдруг спросил отец.

Мальчик замялся.

– Сто крон, – сказал он. – Он дал мне сто крон.

Еще через несколько дней полицейский позвонил в учреждение, где работал мальчик, и сказал, что намерен любой ценой докопаться до истины. Он попросил к телефону директора, и они договорились, что, как только полицейскому станет известна правда, он немедленно сообщит обо всем директору и они вместе решат, можно ли будет мальчику остаться в учреждении. Сыну полицейский ничего об этом не сказал, они теперь вообще почти не разговаривали друг с другом, но тем пристрастное он наблюдал за поведением мальчика в слабой надежде узнать что-нибудь дополнительно и либо выявить виновность сына, либо снять с него обвинение. Он теперь не стремился любой ценой доказать невиновность мальчика, да, по-видимому, это было уже невозможно, он просто хотел установить истину.

Пока продолжалось разбирательство, мальчик совсем сник, от былой живости и следа не осталось. Поручения он выполнял молча, почти не поднимая глаз, а все свободное время посвящал ремонту небольшого двухколесного велосипеда, принадлежавшего его закадычному приятелю Сигурдуру. Иногда он садился на этот велосипед и сломя голову носился по соседним улицам, но каждый раз находил какой-нибудь недочет и возился с починкой до глубокой ночи. Судя по всему, он избегал встречаться с отцом, лишь изредка, вернувшись с улицы, он заставал отца еще на ногах, тогда они сухо обменивались двумя-тремя словами, и тем все кончалось. Какая-то напряженность отравляла их отношения.

Лето меж тем стремительно близилось к концу. Раньше, по воскресеньям, когда полицейский не дежурил, они с сыном обычно с утра отправлялись на озеро, захватив с собой кораблики. Полицейский смастерил сыну два кораблика, и, едва мальчику исполнилось три года, оба увлеклись этой игрой. Сперва отцу приходилось самому крепить руль, управлять парусами и движением корабликов, но, как только мальчик подрос, он забрал инициативу в свои руки, и отцу осталось только наблюдать. Теперь отец изредка прохаживался по берегу озера, π по всему было видно, что мысли его полны горечи. Мальчик же, казалось, не думал ни о чем, кроме этого злосчастного велосипеда, и озеро вообще перестало для него существовать.