Максим Осипов - Крик домашней птицы (сборник)

Рухшона оборачивается, быстро дергается, у нее вырываются горлом несколько звуков. Жидков опрокидывает пиво, выбегает из пельменной. Рухшона принимается за ним убирать.

КСЕНИЯ (Жидкову вслед). Коммунисты вперед? (С интересом смотрит на Рухшону.) А ничего-о… С характером.

ПАХОМОВА. Меньше недели у нас, Ксения Николаевна. Хороший работник. Только молчит.

КСЕНИЯ. Все верно, работать надо, а не разговоры разговаривать. (Рухшоне, громко.) Как зовут тебя, красавица?

РУХШОНА. Роксана. По-вашему — Роксана.

КСЕНИЯ (в сторону). Роксана, Роксана… Что за имя? Верочка бы сказала.

ПАХОМОВА. Тут одна, дачница. Такая вся… с хвостом.

КСЕНИЯ. С хвостом?

ПАХОМОВА. С хвостом. (Показывает.) Искала ее. Русскому языку, говорит, ребенка учит.

КСЕНИЯ. Кто, эта? Русскому? Дачники наши совсем уже (крутит пальцем у виска) съехали. Может, взяла у нее чего?

ПАХОМОВА. Не-е, я спросила.

КСЕНИЯ. Ладно, пусть работает. Буду ей платить.

Ксения с меню в руках объясняет Рухшоне устройство бизнеса.

КСЕНИЯ. Значит, так. С мая по сентябрь — дачники, много, террасу открываем, а в остальное время — попроще народец, свои. Восточная еда. Шурпа там, самса, сейчас вон — постное меню. Но основа — пельмени. Ну, это не твоя печаль. (Ощупывает меню, морщится.) Меню все захватанные, менять надо. Листочки переложить справишься? (Рухшона смотрит внимательно, едва кивает.) Что за имя у тебя — «Роксана»?

РУХШОНА. Жена Македонского.

КСЕНИЯ (беспокойно). Какого еще Македонского?

РУХШОНА. Александра.

КСЕНИЯ. Ах, Александра Македонского! Ну давай, старайся, мужа себе, может, найдешь, Македонского. Из дачников. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Поняла? (Пробует засмеяться и тут же под взглядом Рухшоны затихает.) Не надо смотреть так! (Вдруг теряет уверенность в себе.) Я не Жидков. (Делает движение уйти, но останавливается.) С праздником тебя, Роксаночка!

Рухшона не отзывается.

Учитель, дома.

УЧИТЕЛЬ. Грех жаловаться — мне живется тепло. Где-то в столицах диссертации защищают, книги издают, происходит что-то существенное, литераторы друг друга хлопают по физиономиям, а тут… теплая, грязненькая жизнь… Пахнет, конечно, пахнет. Но я особенно не интересуюсь. Власть у нас — Паша, Ксения и судья. Нервные, некрасивые. Да, Паша-дурачок… Но он принят, естественно, принят, кто у нас не был бы принят? Коммунист Жидков, теперь Паша, и каждый раз: может, этот дороги сделает?.. А судья — он самый богатый, фамилия смешная у него — Рукосуев, половина земель тут — Рукосуевские. Но, вроде, не злой человек. Вот Ксения… не знаю… Духовный вождь, аятолла.

ВЕРОЧКА. Мадам Хусейн. (Смеется.) Как вы не понимаете? Мать другая, они все — другие.

УЧИТЕЛЬ. Может, и правда — другие? Есть же дети, которые кошек мучают? Но в сущности — что мне начальство? Свет светит, вода течет… Не всегда, с перебоями, но течет… Ладно, ерунда все. Не о том. (Молчит.) И чего я тогда испугался?

ВЕРОЧКА (полувопросительно). Любви…

УЧИТЕЛЬ (кивает). И сопряженных с любовью страданий.

ВЕРОЧКА. Страданий? Ревности, что ли? Смешно.

УЧИТЕЛЬ. А, может быть, я не любил ее, а? Может, я вообще — не умею чувствовать? Разве годился я Верочке? Я и старше, и… ученица.

ВЕРОЧКА (отчетливо). Фор-ма-лизм.

УЧИТЕЛЬ. Жизнь наша здесь, конечно, была бы немыслима.

ВЕРОЧКА. Уехали б.

УЧИТЕЛЬ. А тот год, последний, был таким особенным! Вот, незадолго до Верочкиного отъезда сидели мы с ней на веранде и писали для одной моей выпускницы… Как ее звали, Верочка?

ВЕРОЧКА. Младше на класс, не помню.

УЧИТЕЛЬ. Вступительное сочинение…

ВЕРОЧКА. В какой-то бессмысленный вуз.

УЧИТЕЛЬ. Не важничай, Верочка.

В глубине комнаты появляется Парикмахерша. Она сидит за партой, на коленях у нее сотовый телефон.

ПАРИКМАХЕРША. Академия сервиса.

ВЕРОЧКА. Берут всех подряд, телефонов не отнимают.

ПАРИКМАХЕРША (объявляет тему сочинения). «В чем причина того, что отношения между Онегиным и Татьяной сложились нелепо трагически?»

ВЕРОЧКА. Вот так формулировочка!

УЧИТЕЛЬ. Цитата. (Диктует.) Отношения между Онегиным и Татьяной образуют главную сюжетную линию романа. Эти отношения завязываются в третьей главе, когда Онегин впервые попадает к Лариным… Предполагалось, что наши соображения получат развитие и форму.