Самия Шариф - Река слез

Смеясь над шутками Рами, я чувствовала себя заново рожденной, мне хотелось наслаждаться каждой секундой наших драгоценных встреч. Мое сердце пело от счастья. Я сожалела, что эта романтическая сторона любви до сих пор была мне незнакома. Я мечтала о ней так долго, и именно это было мне по-настоящему необходимо. Ни осторожность, ни понимание того, что наши отношения развиваются слишком быстро, не могли остановить меня.

Мне совершенно не хотелось сопротивляться этой невероятной силе желаний, я жаждала дальнейшего развития отношений. Я желала, чтобы эта нежная сказка продолжалась, и не думала о последствиях.

Одурманенная этой романтической чехардой, я все же сформулировала свое соглашение с Господом предельно четко: я должна пользоваться тем» что приносит день насущный, и ни в коем случае не отказываться от подарка свыше, тем более от такого, как Рами. Хорошо это или плохо? Это покажет будущее.

Поначалу я лгала Рами, убавив от своего возраста пять-шесть лет, но понимала, что он делает наоборот — прибавляет себе годы. Постепенно, встречаясь с ним, я добавляла себе по году, а он убавлял, пока, в конце концов, мы не приблизились к истине. Эта игра в прятки беспокоила меня, я чувствовала, что хожу по лезвию ножа. Слишком уж он был молод, такую разницу в возрасте игнорировать было нельзя. Это тревожило меня все больше и больше, и я даже лишилась сна.

Но время шло своим чередом, и я наконец забыла о возрасте. С Рами я не только обрела молодость, я взяла реванш над теми, кто украл ее у меня. Такие мысли приносили мне удовлетворение.

Во время наших встреч я открывала в нем невероятное обаяние. Этот человек коренным образом отличался от тех мужчин, которых я знала раньше. Он был ласков и нежен. Кроме того, он не только предлагал мне любовь, но также брал на себя роль моего защитника. Редко кто из мужчин поступает подобным образом.

В очередной раз я подумала о том, что не все исповедующие ислам являются по отношению к женщинам безжалостными фанатиками-интегристами. Только незначительная часть мусульман превратила ислам в религию террора. И не стоило приписывать подобные воззрения всем остальным.

Спустя какое-то время Рами познакомил меня со своей семьей. Сначала он представил меня своей единственной сестре и ее жениху, потом тете, которая воспитывала его как сына. И, наконец, отцу. Само собой разумеется, больше всего я боялась не понравиться его отцу. Я боялась реакции этого мужчины шестидесяти семи лет, с величественной осанкой, который уже отошел от дел и находился на пенсии. Но мои страхи оказались напрасными. В первую же минуту он, взяв меня за руку, понимающе посмотрел на сына и произнес столь желанные для меня слова:

— Она прекрасна!

Лед растаял, а мои страхи рассеялись, как дым.

Вскоре после моего знакомства с родственниками Рами мы сидели с ним в бистро в компании его сестры Рихам и ее жениха Али. Между нами возник небольшой спор на волнующую меня тему — о положении женщины в обществе и семье.

Я первой заговорила о правах женщин в исламской стране, и постепенно, слово за слово, все втянулись в этот разговор.

К моему большому удивлению, я узнала, что в возрасте трех лет сестру Рами подвергли обрезанию. Услышанное было для меня настоящим шоком: семья, как мне казалось, с либеральными взглядами, так по-варварски поступила с ребенком! Но, чтобы до конца разобраться в этом вопросе, я решила не уклоняться от темы разговора.

— Рами, ты одобряешь эту практику?

— Я удивлен не меньше, чем ты, Сама. До сегодняшнего дня я и не догадывался, что это случилось с Рихам.

— Да что такого с ней случилось? — возмутился Али. — Тоже мне! Ведь так угодно Богу. Люди и их традиции тут ни при чем. — Категоричным тоном он заключил: — Так Аллах хочет, и так написано в Коране.

— Аллах не предписывал обрезать маленьких девочек. Ты можешь перечитать весь Коран от начала до конца, но ничего подобного там не найдешь. Этот обычай позаимствован у африканских племен.

Разговор теперь шел на повышенных тонах, так что Рами сделал нам замечание:

— Тише, вы! На нас оглядываются.

— В голове не укладывается то, что я только что услышала. А ты, Рихам, почему молчишь? Это ведь касается в первую очередь тебя.

Рихам встревожил этот жаркий обмен мнениями, но она решила промолчать. Сколько таких женщин, которые предпочитают заплатить за мир своим молчанием, которое тут же будет истолковано как покорность. Операция, которую она перенесла в три года, воспринималась ею как нечто само собой разумеющееся. Но разве она не страдала?