Сейс Нотебоом - Красный дождь

Да, это был ее мир, но оставлять кошку совсем одну на девять месяцев казалось нам едва ли не предательством. Она удивленно оглядела две сотни банок «Вискаса», прибывших в дом в конце сентября, но ничего не сказала, даже не спросила, что мы собираемся делать здесь целую зиму, когда начнутся шторма и соленый ветер погонит над островом проливные дожди. Мы договорились с Марией, жившей напротив, что она будет кормить кошку каждый день, но как пойдут дела, никто из нас (даже Летучая Мышь) пока не знал. В день отъезда мы волновались ужасно, но Летучая Мышь избавила нас от чрезмерных потрясений: она просто исчезла. Мы представляли себе, как она возвратится домой в четыре утра и никого там не найдет, никто не угостит ее свежей рыбкой с рынка, и по вечерам ей не к кому будет спрыгивать со стены, в точности подгадав время, когда садятся обедать. Мы никогда не узнаем, как Летучей Мыши удалось приспособиться к череде разочарований. Время от времени мы звонили Марии из какой-нибудь далекой страны и спрашивали, как поживает el gato [1] Кот ( исп .). ( Здесь и далее — примеч. переводчика ) (Мария полагала, что глупо считать Летучую Мышь дамой), и Мария неизменно отвечала, что все в порядке. Что она при этом думала, неизвестно; скорее всего, считала нас парой сентиментальных психов, выбравших зачем-то из сотен бродячих кошек одну, чтобы поселить ее в своем доме и прислуживать ей. А что думала Летучая Мышь, нам не узнать никогда. Сама она нам не писала, на телефонные звонки не отвечала и дневника не вела. Единственное, что мы заметили восемь лет назад, впервые вернувшись на остров: в первый день она даже не показалась нам на глаза. Она была права: сперва следовало изучить обстановку издалека, порыться в памяти, вытаскивая из соответствующего файла шум автомобиля и Бог знает что еще, может быть, наши голоса, но в самую первую ночь, в четыре утра, мы почувствовали, как кто-то вспрыгнул на кровать, и увидели тень в знакомой серой шубке, уютно свернувшуюся клубком на привычном месте в уголке постели.

Так оно и шло, год за годом: грустное расставание сменялось радостью встречи, по крайней мере, так нам казалось. Она не желала знать о наших путешествиях, слова «Япония» или «Америка» ничего ей не говорили, новые книги она не пожелала прочесть — даже те, в которых речь шла о ней самой («Следующий рассказ»), а по-настоящему сильные эмоции вызывал у нее только запах жарящихся сардинок и других вкусностей, которых она была лишена зимой. Очень редко, ни слова не говоря, она вспрыгивала на колени и начинала с таинственным видом мурлыкать, дребезжа, словно старый лодочный мотор. Загадочное существо.

Но однажды, когда мы возвратились, все пошло наперекосяк. Летучая Мышь появилась как обычно, но шубка ее была взъерошена, глаза помутнели, и один постоянно слезился, шерсть лезла клочьями. Не могло быть и речи о том, чтобы засунуть ее в корзинку и отнести к врачу, поэтому мы сами отправились к деревенскому ветеринару, серьезной девочке, которой на вид никак нельзя было дать больше шестнадцати лет, и обсудили с ней глистов, блох и другие возможные причины плохого самочувствия кошки. А ест она хорошо? Беспрерывно. Но она все-таки худая? Чудовищно худая, кожа да кости. Можем ли мы гарантировать, что кошка будет дома, когда ветеринар придет к нам с визитом? Нет, не можем. Капли для глаз, таблетки — с этим мы справились неплохо, подманив больную вкусными кусочками осьминога и кролика, но попытки затолкать ее в корзинку раз за разом проваливались.

Нам дали адрес обитавших в городе супругов-ветеринаров, а одна милая пожилая дама одолжила громадную клетку, в которой обычно путешествовал ее пудель. Но в город мы отправились сперва одни, оставив Летучую Мышь дома. Молодая немка побеседовала в нами в окружении портретов породистых собак и кошек, ничем не напоминавших Летучую Мышь. Мы договорились, что я попытаюсь заманить ее в клетку и в случае удачи привезу без предварительной записи. С третьей попытки нам это удалось и оставило самые ужасные воспоминания: Летучая Мышь не понимала, зачем нужна клетка, а оказавшись внутри, пришла в ужас и разразилась чудовищным ревом. Издали могло показаться, что в клетке сидит лев или гигантское древнее чудовище, страдающее от страха, от горя, от предательства. Звук усилился, когда клетку поставили в машину, но она немного успокоилась, оказавшись в приемной, где увидела других кошек, тоже в клетках, и громадного печального пса, который лежал, весь дрожа, и тихонько поскуливал.

Читать дальше