Али Смит - Случайно

Магнус вспоминает тот вечер: ужасно несчастный мальчик, сидящий на земле.

Его мать несчастна. И Майкл несчастен. Отец Магнуса, настоящий отец, — до такой степени несчастная старая развалина, что, если бы он прошел мимо Магнуса, мимо Магнуса, сидящего вот сейчас на задрипанной автобусной остановке, Магнус не узнал бы его. И отец его — тоже. Все несчастны. Хозяин ресторана — тоже несчастен. Магнус помнит, как тот на него орал. Эти два маляра тоже несчастны, хотя с виду это не всегда определишь. Но они наверняка несчастны, потому что Магнус знает: в этом мире все несчастны. И люди, без конца говорящие по телевизору, тоже сплошь несчастны, хотя делают вид, что у них все зашибись. Тираны столь же несчастны, как и их жертвы. Люди, которых обстреливают, или бомбят, или сжигают, несчастны. Ноте, кто стреляет, бомбит, жжет, не менее несчастны. Все эти девушки в самых обычных комнатках, которых без устали имеют через интернет, несчастны до отчаяния. И все мужчины, которые заходят на сайты, чтобы посмотреть на них, — тоже. Неважно. Все, кто что-то знает об этом мире, и все, кто ничего не знает об этом мире. Ибо все в этом мире несет несчастье — и знание, и невежество.

И Амбер тоже несчастна. Амбер — прекрасный сверкающий осколок, чудесным образом поднятый с морских глубин и вынесенный на тот же берег, на котором тоскует Магнус.

Мимо в машине проезжает женщина. Она посмотрела на него. Поразительно, как много женщин, не девчонок, а взрослых женщин в последнее время на него заглядываются. На секунду он чувствует укол гордости: теперь он знает, что делать, Амбер его научила.

Но тут он осознал, что это всего лишь женщина, которая убирает у них в доме. Она посмотрела на него просто потому, что узнала.

Он видел, как она брызгала моющее средство на деревянную поверхность, а потом протирала буфет одноразовой тряпочкой с лимонным ароматом.

— Я сделал ужасную вещь, — говорит Магнус Амбер однажды вечером, когда они идут к церкви.

— Да? — говорит она. — Так что же?

Она говорит так мягко. И расстегивает ему джинсы.

А вот что.

Дело было вечером. Тени за окном вытянулись. Все сидят в гостиной. Амбер массирует Еве колено. А та читает ей «лекцию» о французском импрессионисте Эдгаре Дега. Магнус никак не поймет, откуда у матери такая страсть рассказывать Амбер про то и это, будто та ничего не знает, будто она примитивна или необразованна. И Майкл туда же, вечно цитирует кого-то, препод хренов. Амбер знает кучу вещей о самых разных вещах. А если о чем не знает, то это редкость. Например, они с Амбер спорили о том, насколько легка корпускула, составная часть корпускулярно-волновой структуры, каким образом изгибается время, ускоряющееся таким образом, что «идеальные» минуты на самом деле короче, но мы этого не замечаем, потому что пока не научились. Амбер знает всё-всё о египтянах, минойцах, этрусках, ацтеках. Она много знает об электронике в автомобилях, о солнечной радиации, о круговороте С02 и о философских учениях. Еще она — настоящий спец по этим пчелам, которые жалят и парализуют других насекомых, чтобы их личинки могли питаться живой пищей. Она разбирается в искусстве, книгах, в зарубежном кино. Однажды на чердаке она два часа рассказывала ему об одном ирландском драматурге, который через щели в полу своей комнаты подслушивал разговоры людей в кухне, чтобы вставлять в диалоги своих пьес настоящую, непридуманную речь.

Сейчас Амбер стоит на коленях на полу перед его матерью, а та просвещает ее, а заодно и всех присутствующих, — словно никто из присутствующих никогда не слышал об импрессионистах — мол, лошади, скульптуры Дега, просто изумительны, а его «Танцовщицы» как живые. Она рассказывает, что перед смертью Дега указал в завещании, чтобы его скульптуры — они ведь почти все были из глины, а некоторые даже из щетины его кистей, из пищевых отходов, — чтобы их никогда, ни при каких условиях не отливали в бронзе. Он хотел, чтобы они развалились. По выражению его матери — «чтобы они умерли естественным образом». Но после смерти Дега душеприказчик не исполнил его воли. В конце концов их все-таки отлили в бронзе. Мать Дега пытается инициировать в обществе дискуссию о том, было ли это морально оправданно или нет. А Амбер осторожно, по часовой стрелке все массирует Еве колено.

Полный круг составляет триста шестьдесят градусов по той причине, что пастухи, первые астрономы, верили, что в году ровно триста шестьдесят дней.

— Вся соль в том, что иначе мы бы никогда их не увидели, — продолжает мать. — Мир лишился бы великих произведений искусства, будь душеприказчик порядочным человеком.