Дорис Лессинг: Любовь, опять любовь

Конечно, жандармы отмечали обилие книг. Но если они и проверяли книги в часы ее длительных занятий в городе, то убедились, что нет среди книг никаких предосудительных, поджигательских, вредоносных. Если любовь Жюли к революциям и не выветрилась — иначе она перестала бы себя уважать, — то на полках не было места анархии. Монтень и мадам Ролан, «Эмиль» мадам де Севинье; «Кларисса» — роман, до сих пор не утративший веса и влияния в европейской литературе; «Исповедь» Руссо; да и Виктор Гюго с Мопассаном, Бальзаком и Золя прекрасно уживались со стариком Вольтером. Возле узкой кровати с одной лишь подушкой — свидетельства того, что она не чуждалась той части Франции, в которую ее забросила судьба: старые провансальские поэты и новейший, Мистраль, рядом с простой прикроватной свечкой в голубом эмалевом подсвечнике.

Слава молодой ученой, «синего чулка», соперничала с куда менее безобидными слухами, но Ростаны, посылая за учительницей карету — от замка до ее домика миля с небольшим, — явно слухами не интересовались, а то и вовсе о них не ведали.

И здесь не обошлось без жертв. Младший сын графа, Реми, по уши влюбился в Жюли. Если Поль представлял собой любовь юную, неопытную и романтическую, экспрессивную и импульсивную, то Реми соответствовал зрелому периоду трезвой, уравновешенной, внимательной любви, с оттенком юмора, подчеркивающим серьезность и глубину уже изведанного ранее чувства.

Еще только начиная влюбляться, Жюли понимала бессмысленность, бесперспективность этого чувства, и все же отбросила осторожность и погрузилась в него с головою. Уроки в замке закончились, карета уже не прибывала за ней, но Реми стал частым гостем в ее домике и иногда оставался с любимой по нескольку дней кряду. Родные решили дать ему перебеситься, предоставив свободу действий. Реми жаждал жениться на Жюли, умолял родителей дать разрешение. Сознавая тщетность своих надежд, она вопреки здравому смыслу все же надеялась увидеть Реми своим мужем. Месяц за месяцем — эти отношения затянулись на три года — блаженство сменялось беспокойством, надежды — отчаянием. Жюли продолжала давать уроки, несмотря на уговоры Реми бросить это занятие и во всем положиться на него. Достопочтенные граждане какое-то время терпели это положение, ибо семья графа вела себя так, будто ничего не произошло, да и любовники держали себя пристойно, на людях вместе не появлялись. К тому же Жюли была такой хорошей учительницей. И цену не заламывала!

На этот раз Жюли забеременела. Оба радовались ребенку, мечтали, как будут жить втроем. Роды прошли удачно, но потом, однако, ребенок заболел и умер, что в те времена вовсе не было редкостью. Реми и Жюли горевали, а по городу ползли зловещие слухи. Уверяли, что она сама убила ребенка. Знали даже где и каким образом. В полумиле от ее дома река быстро сбегала с холма, на время успокаиваясь у его подножия в обширном глубоком разливе… Смерть ребенка положила конец терпению Ростанов. Реми велели удалиться в армию. Ему было двадцать три, Жюли — двадцать восемь. Оба впали в какое-то полубезумное заторможенное состояние, как будто их сковал ледяной панцирь. Они уверяли друг друга, что уже не смогут оправиться от этого удара — собственно, так оно и получилось.

В городе Жюли не появлялась с того дня, как стали заметны признаки беременности. Ее собственных сбережений и средств, оставленных ей Реми, хватило на год. Нужда заставила Жюли вспомнить прошлое, обратиться с письмом к графу Ростану. Письмо начиналось словами: «Нет существа более беспомощного и несчастного, нежели молодая женщина без семьи, без защиты…» Она просила графа помочь найти ей работу в качестве переписчицы нот. Осведомленный о ее талантах, граф сразу на это согласился. Семейство Ростанов отличалось музыкальностью, в их салонах играли известные музыканты и новички, исполнялась также и музыка Жюли, иногда играла и она сама. Странную музыку она сочиняла — но ведь и родилась она на экзотическом острове. Ростаны ценили ее музыкальное дарование.

Годами жила она тихо и спокойно, переписывала ноты, иногда сочиняла на заказ произведения к разным торжественным случаям, пела на публике, принимая лишь приглашения, не бросавшие тень на ее репутацию. Жюли много рисовала, работала акварелью и пастелью. Сохранились выполненные ею изображения птиц и животных, жанровые сцены. Многое она продавала через городскую лавку печатной продукции. О том, чтобы разбогатеть, Жюли Вэрон не мечтала, но концы с концами сводить удавалось. Несколько раз в дневнике упомянуты денежные подарки от Ростанов, возможно, по просьбе Реми.