Дорис Лессинг - Любовь, опять любовь

Стивен выпалил скороговоркой:

— В последнее время мы слишком увлеклись кухней и сервисом, хотя без этого, конечно, никак.

Элизабет оглядела всех с улыбкой.

— Ничего, мне даже нравится. — И улыбнулась особо — Норе.

Обе принялись вспоминать, у кого они побывали в последнее время, разговор принял характер диалога, из которого все присутствующие исключались. На лице Стивена появилось выражение невольного свидетеля, не слишком заинтересованного в том, что ему приходится слышать. Элизабет и Нора перешли к обсуждению совместных недельных каникул, которые они запланировали по окончании их краткого театрального сезона. Стивен заметил, что его тоже, скорее всего, не будет в имении.

— Да и ладно, мальчики уже вернутся в школу, — сказала Элизабет.

Снова заскрипел гравий, возвещая прибытие Жана-Пьера. Он поздоровался со всеми за руку, Элизабет руку поцеловал, а с Мэри они расцеловались троекратно. На несколько секунд они вдвоем: отделились от остальных присутствующих, уединились где-то далеко-далеко. Гостю показали участок, поскольку на следующее утро он вместе с Сарой должен был покинуть Квинзгифт. Жан-Пьер усердно восхищался всем увиденным, не скупился на превосходные степени. Трезвость суждений вернулась к нему, когда очередь дошла до театра.

Стулья не снабжены номерами. Разве зрители не бронируют места?

Ему объяснили, что садится каждый там, где придется, а если опоздал, то и постоять приходится. Резервируется лишь первый ряд.

Тропинки и проходы не размечены, хотя плакатов хоть отбавляй. Как народ ориентируется на местности?

— Да так уж, как получится; все улаживается, — успокоила Жана-Пьера Нора.

Не отведено место для буфета. Разве гостям не предлагают напитки?

Стивен успокоил француза, сказав, что Элизабет и ее штат очень хорошо продумали и организовали этот аспект, что вино, мороженое, безалкогольные напитки, выпечка предлагаются в антрактах с подносов, волонтерами из города, хватающимися за возможность соприкоснуться с миром театра.

— Иной раз они, правда, подводят, — вздохнула Элизабет, — и тогда приходится отдуваться мне с Норой и детям.

Жан-Пьер живо протестовал против привлечения хозяев этого великолепного имения к работе в качестве слуг. Но был в этом протесте и некий подтекст, некое континентальное «чего еще ждать от этих островитян!»

На предшествующий представлению ужин собрались не в зале, а вокруг стола в большой комнате возле кухни, ибо многие сообщили, что отужинают в городе. Стивен, Элизабет и Нора сидели у торца стола, Сюзан напротив Стивена, Жан-Пьер рядом с Мэри. Сара непроизвольно оказалась в середине длинной стороны стола, оставив по бокам от себя пустые стулья. Выглядело это настолько драматично, что она торопливо пересела ближе к Джозефу, сидевшему рядом с Миллисент, занявшей место напротив Элизабет.

Генри уже успел покаяться и получить отпущение грехов. Ситуация скабрезная, но кто нынче не слыхивал об эдиповом комплексе! Не столь уж трагично для молодой женщины услышать, что муж ее увлекся особой, годящейся ему — и ей самой — в матери. На лице Миллисент играла едва заметная усмешка, в которой отражалась и доля уважения к достойному внимания противнику, к Саре. Хотя Генри, не умаляя своей вины, подчеркивал, что преступные поползновения его не дошли даже до поцелуя, жена его сохраняла здоровую дозу недоверия к откровенности супруга. «Где капля, там и две». Здравомыслящая молодая мать семейства, однако, сознавала, что контролирует ситуацию, семью, сына, мужа, саму себя и свое поведение.

Гвоздем «скромной трапезы» стал приготовленный по старинному рецепту фазан, оказавшийся не по силам Джозефу. Сюзан и Мэри наперебой предлагали избалованному малышу то одно, то другое, в результате чего он ощутил себя центром внимания и совершенно перестал слушаться.

— Отдай ему картофель! — скомандовала Миллисент Генри, и тот немедленно переложил две картофелины со своей тарелки сыну.

— Но у нас достаточно картофеля! — запротестовала Элизабет.

— Отдай ему воду! — последовал новый приказ. Генри переставил стакан минералки к тарелке сына и осушил бокал вина.

Миллисент схватила с тарелки мужа рулетик, обильно намазала его маслом и красносмородиновым джемом — все из порции Гёнри — и отдала сыну. Тот ревел от восторга, глядя на выраставшую перед ним гору еды. Элизабет взглядом пригласила Генри взять добавки, но он покачал головой и отодвинул тарелку. Миллисент тут же принялась уписывать его порцию, весьма быстро ее прикончив, и лишь после этого приступила к своей. Генри полными слез глазами с любовью смотрел на сына. Встретившись взглядом с Сарой, он улыбнулся ей.