РИЧАРД ФЛАНАГАН - КНИГА РЫБ ГОУЛДА

Не скажу, что пришедшая мне в голову мысль оказалась самой удачной в моей жизни. Но тогда она — по крайней мере, на какой-то срок — решала проблему останков Доктора. Я достал из кустов последний припасённый мной кувшин спиртного, до которого ещё не добрался кровожадный Каслри, к тому времени, кстати, уже вполне пробудившийся от сна и, верно, припоминавший, сколь сладостные занятия его в оный повергли, и поместил в загон новую порцию хмельного угощенья. Боров принялся лакать и хлебать его с таким рвением, что уже через какие-то четверть часа наступил полный катарсис, сопровождаемый совершенным очищением свиного кишечника. Каслри ещё покувыркался в грязи, а затем уснул, завалившись на бок и выставив вперёд все четыре ножки свои, словно горлышки четырёх опустевших бутылок. Удостоверившись, что боров пребывает в крепких объятьях Морфея — брошенные в него камни отскакивали от щетинистой шкуры безо всяких последствий, я спустился в загон и принялся за кошмарнейший труд — разыскание останков мистера Лемприера путём сортировки дерьма. В состоянии, близком к умопомешательству, я сжёг обрывки его платья в камине, пряжки с пояса и башмаков закопал возле загона, а кости побросал в бочку с водой, стоявшую на заднем дворе. Затем я остановился и, судорожно дыша, стал придумывать, где на таком густонаселённом и небольшом острове, как наш, можно спрятать бочку с невероятно вонючими человеческими костями.

Салли Дешёвка тоже не смогла ничего придумать; как и Вилли Гоулд, она понятия не имела, что делать с этими костями. Казалось, всю её крохотную, тёмную комнатку — практически камеру, с низким потолком, сырыми стенами и убогой меблировкой, состоявшей из койки с жалким соломенным тюфяком да ломаного стула, — он до краёв наполнил своими бедами. Начал с философского вопроса, каким способом лучше всего избавиться от прошлого, а закончил бы в духе Просвещения, но тут дверь смущённо взвизгнула и отворилась.

Вилли Гоулд едва успел укрыть своё нагое тело под койкою Салли Дешёвки, когда услышал тяжёлую, столь узнаваемую поступь, за коей последовал скрип — то Комендант опустился на старый плетёный стул, пребывавший в состоянии столь же плачевном, как и дух Вилли Гоулда в тот миг. И тут я осознал, что часть меня выступает из-под жёсткого одеяла, коим застлана кровать. Однако было темно, и к тому же Комендант находился в каком-то ступоре, так что он принял мои белеющие во мраке ягодицы за ветхий табуретик, подставку для ног. Он попинал их, дабы взбить уплощённое от времени седалище, чтобы оно доставляло хоть какое-то подобие комфорта, а затем поводил каблуками сапог вдоль ложбины меж ягодицами. Не так-то просто стоящему на карачках голому мужчине оставаться безмолвным, когда в естество его то и дело въезжает каблук. Это был сущий кошмар, настоящая пытка, и её отнюдь не облегчил длинный монолог, которым разразился Комендант — как вскоре выяснилось, под воздействием нескольких капель настойки опия.

В какой-то всё усиливающейся горячке он заговорил о том, что история никогда не существует в прошлом, но всегда в настоящем. Все, кому когда-либо посчастливилось открыть Землю Ван-Димена — случайно или намеренно, — вплывали теперь, по его мнению, в открытую дверь комнаты Салли Дешёвки под полными парусами. Его взору предстали арабские купцы двенадцатого века на своих доу под треугольными парусами, японские пираты четырнадцатого столетия, больные, измождённые после долгого плавания, вскорости умирающие от невыразимой тоски — их отёкшие, безволосые трупы были такими лёгкими, что плавали в воздухе, и к ним приходилось привязывать камни, дабы они опустились на землю, в свои могилы. Он видел и страдавших цингою португальских искателей приключений — эти прибыли на трёх каравеллах в поисках золота и тех, кого можно было бы обратить в христианство; они пытались соотнести абстрактное пятно, помещённое в самом низу их карт времён династии Птолемеев и помеченное надписью Terra Incognita, то есть Неизвестная Земля, со вполне реальными голыми чёрными дикарями, столь мало интересующимися торговлей, что они бросали португальцам обратно все предложенные им подарки, оставляя лишь только одни красные носовые платки, которые повязывали вокруг своих кучерявых голов.

Комендант грустно качал головой, говоря о подобной невинности. Португальцы покинули тесную комнату Салли Дешёвки и направили свои каравеллы к югу, взяв курс на плавучие ледяные горы, где, как прознал глава экспедиции, Амадо Отчаянный, жило племя куда более меркантильных людей, с отверстиями вместо носов, как у змей, питающихся, по слухам, исключительно запахами и готовых платить за оные золотом.