Ксения Драгунская - Заблуждение велосипеда

Может быть, правда, это был не Миша Алдашин, а Настя Ниточкина с киноведческого факультета, ходившая тогда в его невестах.

Больше двадцати лет прошло…

И началось.

В институте процветает осведомительство, принимают заведомых бездарей и бездельников известных фамилий, которым все спускается, их перетаскивают с курса на курс.

Мастера режиссерского факультета, настоящие классики, месяцами, а то и годами не появляются в институте, занятые съемками своих фильмов. Не обучение, а профанация.

Техническое оснащение института и учебной киностудии находится ниже мыслимого уровня, вообще недостойно обсуждения.

Неугодным, не пользующимся доверием деканатов и парткома, отказывают в финансировании съемок курсовых работ, что, впрочем, уже никого не пугает — студенты и так давно снимают учебные работы за свои деньги.

Требования: обновите преподавательский состав, уберите осведомителей и филеров, минимизируйте власть и давление парткома, пригласите преподавать тех, кто делает погоду в кинематографе, в культуре, кто интересен молодежи.

Слово берет Наташа Звяга из Перми, студентка киноведческого факультета:

— Я учусь на втором курсе, когда я поступила, увидела себя в списках, я от счастья расплакалась, не поверила, такой институт… А теперь могу честно сказать, что за два года я отупела. Мы хотим учиться, но нас не хотят учить, или некому. И похоже, что руководство института абсолютно устраивает это положение, им безразличен уровень преподавания. Посмотрите, в зале сидит ректор! Он спит…

Спал ли Виталий Николаевич Ждан или просто сомкнул веки от ужаса — неизвестно. Но он сидел с закрытыми глазами — это факт.

Ропот, волнение в зале, все глядят на ректора.

Звяга под бурю аплодисментов спускается в зал.

К трибуне пробирается Татьяна Старчак, проректор по зарубежным связям. Когда мы со студентом режиссерской мастерской документального кино снимали короткометражку про Музей игрушки в Загорске, она все требовала, чтобы в фильме была отражена тема «Два мира, два детства».

Старчак крадется к трибуне, но студент-киновед Слава Шмыров (теперь главный редактор журнала «Кинопроцесс» и директор фестиваля «Московская премьера») бросается наперерез:

— Я вас не пущу! После выступления Звяги я должен сказать, что как ее старший товарищ беру на себя ответственность за ее дальнейшую судьбу в институте. Ее здесь сломают.

Голоса из зала:

— Дайте слово проректору!

— Немедленно пустите к микрофону!

Татьяна Старчак начинает мирно и шутливо:

— Я тоже второкурсница, потому что всего второй год работаю в институте на должности проректора по зарубежным связям. И я хочу сказать…

— Если вы второкурсница, то получайте тогда стипендию, а не зарплату проректора, — заметил кто-то с места.

Аплодисменты, крики, восторг.

К микрофону выходит сутулый прихрамывающий человек:

— Александр Сокуров, выпускник.

Сокуров высказывается в том смысле, что институт, призванный раскрыть способности человека, на деле занимается удушением талантов. Рассказывает, как написал сценарий о Блоке, показал педагогу, и ему было сказано:

— Вы что, с ума сошли? Это же о судьбе художника… Немедленно спрячьте подальше…

— Но мы учили и учим вас выживать! — говорит кто-то из педагогов в ответ на это. — Виноват не институт, а та порочная, насквозь прогнившая система, цепь, в которую институт включен…

Это говорит кто-то из очень правильных педагогов, которого ну никак нельзя было заподозрить в признании порочности системы.

Тут выясняется, что никто уже не хочет выживать, приспосабливаться и таиться, что в этом-то все и дело, веют свежие ветры, и их нельзя игнорировать.

— Это все какая-то нечаевщина! — выкрикивает секретарь парткома, незадавшейся судьбы актер, сильно пьющий.

— Нечаевщина — это фашизм, — спокойно поправляет Элем Климов, присутствовавший на собрании от Союза кинематографистов. — А студенты хотят нормально учиться, получать необходимые профессиональные знания. При чем тут нечаевщина? Вам придется извиниться перед студентами.

— Ну, извините, пожалуйста, — паясничая, говорит секретарь парткома и уходит с трибуны под хохот большей части зала.

— Между прочим, почему никто не стенографирует? — задает вопрос кто-то из старших педагогов, противников «революции». — Очень было бы интересно потом вернуться ко всему здесь сказанному, ко всем выступившим…

Встает рыжий бородатый малый с операторского факультета.