Григорий Ряжский - Колония нескучного режима

— В остатке вот что: Ницца станет нашей дочкой. И больше ничьей, — решительно и так же за двоих ответил Гвидон. — А заодно и шуба не пропадёт, — он улыбнулся и притянул жену к себе. — Кстати, какое нынче число? — И сам же выдал, стукнув себя по лбу: — Опа! Тринадцатое февраля! Между прочим, послезавтра у нашей дочери день рождения! Предлагаю забрать её из этой богадельни пятнадцатого утром, вечером устроить праздник и больше вообще её туда не отдавать. Отдадим в обычную среднюю школу, в Боровске. Ты как?

Прис молча склонила голову к нему на грудь. Она была согласна по всем статьям. Но на всякий случай проверочно уточнила:

— Может, в таком случае и Юлика позовём?

Гвидон помрачнел. Поднял ладонь, раздвинул пальцы, стал считать:

— Мы с тобой. Триша. Джон. Если хочешь, Ирод. И Сева этот, милейший юноша. Ницца будет рада, у них, кажется, нежная дружба. А ещё я попробую привезти сюда маму. Пусть привыкает к тому, что станет бабушкой. Это всё! — и сжал пальцы в кулак.

Прис согласно кивнула. На другой день она поделилась с Триш содержанием их ночного разговора. Сестры выбрали момент и подкатили к отцу:

— Дэдди, а что ты помнишь про тот день, когда тебя взяли чекисты в хостинском доме?

Харпер пожал плечами:

— Знаете, девочки, я потом много лет пытался восстановить в памяти те последние дни. Но отчётливо помню лишь то, как уложил вас спать… потом моя спальня… Нора… Помню, как мы были с ней наверху… потом… потом… я стал спускаться по лестнице, чтобы… не помню… И удар в затылок. Всё. Потом арест… но он почти не остался в памяти…

— А эти? — осторожно спросила Приска. — Ну те, что жили с нами. Садовник, водитель мамин. Горничная Таня… С ними что стало?

— Нет, милые, вы ошибаетесь. Мы там жили одни. Всегда. Мама, я и вы. Больше никого. Это был наш дом, посторонних там не было. Никогда…

Это была абсолютная правда. И обе это сразу поняли. Ясно осознали, что именно такая и никакая иная правда сохранилась в голове Джона Ли Харпера, их отца, после тяжелейшей травмы от нанесённого удара.

И тогда Триш, оставшись наедине с сестрой, обняла её, поцеловала в щёку и сказала:

— Удочеряйте… Пусть папа живёт с тем, что помнит…

День четырнадцатого февраля пятьдесят седьмого года выдался морозным, ясным и безветренным. Пахло снегом, чистым воздухом и холодным солнцем. Над избами поднимались почти незаметные для глаза струйки прозрачного дыма; они рвались наверх, к солнцу, но, так и не достигнув его, бесследно растворялись в небе. В этот день на одну дымную струйку над Жижей стало больше, потому что проснувшийся ранним утром Джон Ли Харпер встал, умылся чистым снегом, накинул на плечи Юликов овчинный тулуп и принялся колоть берёзовые поленья. Он работал размеренно и неспешно, норовя по старой лагерной привычке не расходовать силы понапрасну, но уже и не оглядываясь по сторонам. Затем распалил огонь в старой Прасковьиной печи и накидал туда берёзовых дров, с запасом, так, чтобы уже не отпускать тепло из своего нового жилья, держать его до поздней весны, до той поры, пока старый Фрол, правя дорогу ленивым кнутом, вновь не погонит на выпас через всю Жижу, вдоль открывшегося после зимы глиняного оврага свое пугливое, оставляющее жидкие пахучие лепёшки стадо…