Наталья Черных - Неоконченная хроника перемещений одежды

Старуха несколько опешила.

– Вон что говорит. А сама…

Имелось в виду – извращенка, патриархийная.

– Да, на мне написано, – подтвердила.

– Ну, с Богом, – примирительно сказала старуха и заторопилась к выходу.

После одной из станций перешли в середину состава, чтобы выйти сразу к эстакаде. Соседкой оказалась улыбчивая женщина неопределенного возраста. Она заговорила сразу, едва мы сели.

– Как ни поеду в Оптину, Господь спутников посылает. Это батюшкины молитвы работают.

Оказалось, иконописица. Очень любит Оптину, работает там лет десять, много болела, с мужем едва не разошлась, но Господь все управил. Работала она не только в Оптиной, но и в Шамордино. Рассказы о жизни в женском монастыре не впечатлили, в монастырь еще сильнее не захотелось. «Никогда, – сказало нечто внутри, – никогда не пойду». Но мать слушала ее простые печальные истории как небесное пение. Не хотела мешать этому чувству.

В тот год на четырнадцатое апреля пришлось Мариино стояние.

– Вот и у нас с тобой Мариино стояние, только наоборот, – сказала мать и спряталась под одеяло. Посмотрев за окно – снег сменился дождем, – взяла альбом и начала рисовать. Весеннее. Курточки. Городские. С погонами и шестью накладными карманами, на «молнии» и кнопках. На «молнии» без кнопок, со скрытыми боковыми карманами, но из фактурной ткани, женственные. И непременно юбки на бедрах. Для невысоких ростом, с короткой талией.

В преддверии Страстной наметился новый переезд. Мать перенесла этот виток вполне бодро, начались сборы. Теперь было проще: часть вещей так и не была распакована.

– Подумай только, снова в Москву поедем.

Как оказалось, хозяйка нашего жилья цену повысила, что мать представителю и сообщила. Та возмутилась поведением Подмосковья и велела найти однушку в Москве. И то ладно.

Как мать совмещала поиск квартиры и уборку в апартаментах представителя, мне не известно, но факт был налицо. Квартиру она нашла очень быстро, «из газеты», «по объявлению». Хозяйкой оказалась дама «из бывших», восьмидесяти с чем-то лет, гладкая и наглая как яйцо.

– Вон какая пухлая на постной пище стала, – сказала мне и игриво ущипнула за руку. Ну да, поправилась. Не модель, можно и поправиться.

Заселение предполагалось через пару недель, соответственно – после Пасхи.

Соборовались за пару дней до Благовещения, в местном храме. Служба шла долго. Несколько раз засыпала стоя и просыпалась на возгласе перед чтением Евангелия. Запах растительного масла с добавлением вина казался самым изысканным на свете. На Благовещение поехала на раннюю, мать – на позднюю. К вечеру, посмотрев на сковороду с рыбой, которую хронически есть не могу, поняла, что титанических сил матери хватит ненадолго. И впервые за долгое время помолилась о ней со всем сердцем. И снова села рисовать силуэты.

В начале Страстной, как смогла, отгреблась от дел переездных и сосредоточилась на Пасхе. Налегала на чтение канонов, поклоны и Иисусову молитву. По счастью, во мне никогда не заводилось мысли, что, мол, помолишься-причастишься – и все получится. У большинства прихожан видела именно это. Важно было чувствовать вкус, стиль, как в одежде. Чтобы не было напряжения, но не было и расслабленности. Наконец настал Великий четверг. Причащались вместе с матерью, на ранней, в несусветной давке.

– Маш, ты после причастия сразу не выходи из храма, проклята будешь. Иуда вышел после причастия, и Господь его проклял.

– Три дня после причастия мыться нельзя, слышала, Свет. Не мойся!

Если собрать самые типичные поверья, конечно, не имеющие к Евхаристии отношения, но живые и характерные, именно как черты жизни, вышла бы презабавная повесть. Однако такую повесть можно посчитать кощунством. А кощунства там – только невольная близость с незнакомыми людьми одной веры, нечто общее, что от Евхаристии проникает и в самые темные глубины души.

Мы с матерью дождались окончания службы.

– Не оставь мя, Господи, за закрытыми дверями… Чертог Твой, Спасе…

Вполне мелодично и дружно пропели завершающий псалом «Благословлю Господа на всякое время» и пошли на электричку, снова его запев.

– Вот так и надо, так и нужно! – ободрила встречная женщина, шедшая на позднюю.

Отдохнув коротким сном, направилась в магазин. Купила все, что нужно, для Пасхи: двухкилограммовый пакет муки, три десятка яиц, две пачки масла, две пачки творога, пакет изюма, ванилин в крохотном белом пакетике и еще – большую красную миску. Тесто для кулича хотелось завести в новой посуде. Денег почти не осталось. Как жить без денег – пока не известно, но жить-то вообще не очень нужно мне подобным.