Наталья Черных - Неоконченная хроника перемещений одежды

Затем включилось сразу несколько приходских программ, уже установленных в голове.

– Батюшка указывает на твои прегрешения. Его обличение воспринять очень трудно, но ты прими его духовно, как тот монах, который был оставлен на всю ночь у двери настоятеля. Тебе нужен был этот удар.

Но что-то не сходилось в самом начале. Сердце не чувствовало очищения от того, что ударом с него была снята некая тяжесть. А если верить отцам, сердце улыбнулось бы.

– Батюшка так играет с тобой, он желает тебе здоровья. Его удар укрепит твои силы. Это благословение Божие.

Сюжет из отечественных книжек тридцатых годов для детей. Очень и очень условно христианских. По-драться на кулачках с прихожанкой вдвое ниже ростом.

– Ты просто еще очень черствая. Для тебя христианство – только игра, что и показал тебе батюшка. Ты же развлекаешься, ходя в храм.

Попыталась представить, как развлекалась, вызывая недосып, подозрительные взгляды Белки и Эйнштейна. Вступая в противоречие со всем окружающим миром, включая воцерковленную мать.

– На самом деле все очень просто. Все люди как люди. А ты бесноватая. За это бьют. Так что терпи и не жалуйся.

Это было единственное объяснение удару отца Феодора. Скрепившись, вытерев выступившие слезы, заковыляла в храм. Причастие пока никто не отменял. Если священник недостоин, Таинство за него совершает Ангел. Не мое дело, достоин отец Феодор или нет служить литургию, но про Ангела – очень хотелось верить. Нет ничего лучше Евхаристии.

Отец Феодор вызвал к аналою для исповеди нехотя, как будто ничего и не случилось. Скорее всего, он и сам не помнил, что меня ударил. Однако, когда благословлял после разрешительной, снова крутанул глазами: видимо, на лбу моем уже выступил синяк.

– Уже успела подраться, что ли? – сказало его лицо.

«Да что он обо мне вообще знать может, и потому – какой с него спрос?» – подумала в ответ на это лицо.

– Дурак он, вот и все, – пожал плечами внутренний Сема.

– А ты раком не размахивай, – ответила ему.

На часах убежала в местное, пахнущее человеческой бесприютностью, отхожее место: снять заколки, скрыть лоб прядью. Синяк и правда был. В мутном, с отколотым боком, зеркале было нечто с фиолетовым цветком на лбу. С помощью воды этот цветок был скрыт волосами.

– Значит, заслужила, – сказала мать, мрачно посмотрев в мою сторону.

Значит, заслужила.

– Если не к отцу Феодору ходить, то к кому же? Нельзя перебегать от священника к священнику, нужно пытаться владеть собой, жить с миром в сердце. Ладно, подожду еще месяц-другой. До Пасхи.

Здесь снова включилась одна из приходских программ:

– Возможно, вы друг другу не подходите. Не утомляй отца Феодора, вот он и не будет злиться.

Если это так, то получается интересный крой. Из тысяч прихожан отца Феодора раздражает только мое присутствие. Это очень много. Но такой мысли не хотелось.

– Нужно учиться жить на одном месте. Подожду до Пасхи.

Бесноватая. Играет в христианство. Притворяется больной. Говорит, что верующая. Вот они, верующие новой эпохи. У них нет чувств, которые можно было бы оскорбить. Это бесчувственные, бессовестные, безответственные и бесполезные люди. Они любят жить за чужой счет, выпрашивают деньги и вещи, необразованны, ленивы и бесцеремонны. Верующие хамят всем, они всех обижают. Ведь верующих так много. Они разных религий, разных национальностей, это просто – разные люди. Каждый верит в свое. А есть еще организации, деятельность которых раздражает, и очень сильно. Но в целом человек религиозный – это бесчувственное, бесполезное и бессовестное существо.

С этим нужно жить. Искать работу, ходить в магазин и в поликлинику, убирать в положенный день в квартире. Все это не только у меня. У десятков тысяч людей. И потому во мне все это переживается с катастрофической силой.

– Не смей спать после литургии, – сказала мать, – благодать заспишь.

Вот как на это ответить-то? Да и нужно ли отвечать?

Во вторник намечался плановый визит к невропатологу. Попросила успокоительные. Предложили амитриптилин. Мать купила его, дала мне. Пила, как полагается, аккуратно, неделю. Сон не восстановился, слабость усилилась. Сгорая от неловкости, пришла к невропатологу и попросила отменить назначение.

– Что же вы, женщина, – сами не знаете, чего хотите?

Конечно, все дело во мне. Пока все окружающее несчастье во мне не перегорит и не уляжется золой, будут укоры и упреки. А так – конечно, это содомская логика: сама во всем виновата.