Владимир Тучков - Невеста для Кинг-Конга и другие офисные сказки

Проходят две недели, и менеджера Наливайко, когда тот был в турецком турвояже, перерезает пополам циркулярная пила. Абсолютно зверски и максимально бездушно, словно была изобретена неведомым конструктором по заказу министерства обороны для ратных дел. И произошло это несмотря на то, что в Анталии, где несчастный менеджер расстался с жизнью, указом Аттатюрка не только пользоваться, но и хранить циркулярные пилы было строжайше запрещено.

Через некоторое время черный софт предрек кончину офис-менеджера Леночки от родов. И срок указал – через месяц и три дня. И все облегченно вздохнули, потому что Леночка и беременной-то не была. Однако проходит месяц и три дня – и точно! Умерла от родов – именно так и было записано в свидетельстве о смерти.

И после этого и пошло, и поехало. Предсказывает, зараза, смерти лютые и совершенно невероятные – от коклюша, от астролябии, от народных волнений в Танзании, от рождения сверхновой звезды в Альдебаране, от затопления Атлантиды, от термоядерной войны, от несказанной радости и от великой печали…

И всё ведь, зараза, сходится с точностью до часа: один умирает от коклюша, другой от астролябии, третья от народных волнений в Танзании…

Как поступили бы в этой ситуации нормальные люди? Разбежались бы из этого офиса к чертовой матери! Но офисные работники не таковы. Было их изначально в офисе 100 человек. И каждый получал по 2 тыщи долларов. А как стало 99 человек, то зарплату Наливайко разделили на всех. И каждый стал получать по 2020 долларов. Ведь приятно же! Когда осталась половина, то зарплата удвоилась. А кто при таких деньгах от добра добро ищет?

Короче, остались двое, по сто тыщ в месяц загребают: вышеупомянутая Ксения и уборщица Антонида. Толку от них для дела никакого, а акционерам на это наплевать, все равно деньги исправно платят, поскольку все равно они ворованные.

А вскоре и одна Ксения осталась. Ходит она на работу, обреченная, и ждет своего рокового часа. Квартиру купила элитную. И ничего. Виллу в Италии. И ничего. Яхту океанскую. И ничего. Три команды в премьер-лиге Англии и две в Голландии. И ничего. Старенькой уже стала, в роскоши купается, как Джина Лоллобриджида. И опять ничего! Так бы и жила до сих пор, кабы не было в мире справедливости.

Однажды пришла к Ксении безжалостная справедливость, схватила за горло костлявой рукой и задушила, как куренка. Вот тут, на этом самом месте, сказке и конец. Потому как не может быть сказки без справедливости. Точно так же, как не может быть сказочника, который к концу повествования оставлял бы в живых хотя бы одного офисного работника.

В одном офисе начальник был зверем. И не в каком-то там переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. Его тело покрывала густая шерсть, изо рта торчали огромные клыки, на руках вместо ногтей росли острые когти, а из ноздрей исходил серный смрад. И звали его Иваном-Ивановичем-Бэ-Прим.

Однако был тот зверь-начальник существом вполне осмысленным. То есть не пожирал без нужды офисных работников, понимая, что могут они при таком обращении скоро иссякнуть. А без офисных работников какой он может быть начальник? Никакой. А раз не начальник, то лишат почета и уважения и свезут в зоопарк на потеху детворе.

Так, порой лишь рычал на офисных работников, да покусывал – не так, чтобы уж слишком, не до крови кусал, а до синяков. Так что царила в том офисе полная гармония. И все ею наслаждались в равной мере: начальник зверь, но зверь вполне справедливый.

Так бы и жили они в согласии с мирозданием и внутренним распорядком долго и счастливо и умерли бы все на хрен в один день. Да пришел к ним на всеобщую беду новый менеджер по покупкам. И начал он в офисных работниках пробуждать чувство человеческого самосознания. Именно на беду, поскольку офисные работники были не вполне людьми, несмотря на то, что и паспорта у них были, и на выборы их регулярно приглашали, и ели они с тарелок ножами и вилками, и оправлялись они не в местах выгула собак, а в укромных туалетах.

И до того их менеджер по покупкам напробуждал, что собрались офисные работники с дубьем и с кольем и порешили в одночасье Ивана-Ивановича-Бэ-Прим. Зарычал он, сердешный, рыком предсмертным, да и разорвал вострыми когтями себе брюхо, словно был зверем не русским, а самым что ни на есть японским.

И выскочила оттуда чертова туча маленьких Иванов-Ивановичей-Бэ, у которых на конце были два прим, три прим, четыре прим… тысяча двадцать четыре прим! Маленькие, суки, юркие, зубы, как бритвы, когти, как зубья у циркулярной пилы! Да еще ко всему и крылатые!