– Не приходите, да-а-а… И на матчи не приходите, верно? Додин, друг сердечный, ты-ы-ы, чего там на Вареника косишься? Ставку сделал на твои деньги за слив?! Думае-е-ешь, у меня не осталось, у кого спросить? Слышал, Додин, знают двое – знает свинья? Ща, погоди…
Юра, фыркнув, начал вставать. Получилось не сразу, пока не подошел Витя и молча не дернул вверх под мышки. Неожиданно в поле зрения Столешникова попала женская фигура. Он моргнул несколько раз, удержавшись от желания потереть глаза. Так и есть! Врач… как его там?… Реабилитолог в компании командного костоправа Гришко. Зрители, вашу мать! Сидят и наблюдают, как эти сволочи, слившие матч, с ним спорят. Он сфокусировал взгляд на Рафе.
Ну, кто еще спорить с ним хочет? Кто? Вот этот, что матч слил?! Или тот?
– А ты сравнить решил? Ты меня решил сравнить с собой?! Да?!!
Он свистнул… Не вышло. Попробовал еще раз, удивленно и грустно. Получилось. Столешников поднял руку, выставив указательный палец прямо на Рафа, покачал им:
– Я щас… пьяный, в жопу пьяный… могу сделать то, что каждый из вас трезвым – никогда… Слышите? Никогда!
Марокканец, пришедший от ворот последним, кивнул:
– Мы видели, в матче с румынами.
Если кто что говорил – заткнулся. Разом. Только цикада трещала где-то неподалеку. Тишина звенела и переливалась наконец-то сказанным одним, но давно вертевшимся на языке у каждого. Наконец-то.
Столешников скрипнул зубами, обвел глазами полукруг своих… не своих… хрен его знает, чьих, людей в бутсах, форме и с мячами.
– Кто сказал?! КТО?!
Лопнуло где-то в груди. Горячо обжигая, заливая изнутри бешеным потоком раскаленного, сдерживаемого уже столько времени…
– ТЫ СКАЗАЛ?!
Марокканец набычился, тускло блестел темными глазами, молчал. Потом посмотрел в строну ворот и, возвращаясь взглядом обратно, угрюмо произнес:
– А че, не так разве?
Вот спасибо тебе за правду, Брагин.
– Румынов ты мне вспомнил? Давай… Щас покажу тебе румынов. Вставай в рамку… Мяч, блин…!
Марокканец непонимающе огляделся. Натолкнулся на… раз, два, три… Да кто только не смотрел также удивленно. Даже, если не почудилось, вратарь вдруг увидел испуганные глаза их врача, Вари. Да ну, или точно она? Точно, вон стоит за Балконом, прячется, что ли?
Столешников мотнул головой на мяч. Марокканец, посмотрев туда же, не выдержал:
– В смысле, в рамку?
Тренер сплюнул в сторону, вытер рукой рот, выпрямился, даже вроде протрезвевший:
– Да без смысла. На спор… Есть смысл? Вот и давай, на спор.
Осталось только пожать плечами, на спор, так на спор, кто его за язык тянул?
Столешников, встав на одиннадцатиметровый, готовится не стал. С места, мелькнув ногой, врезал как смог, жахнул сильно, как из пушки… поверх перекладины. Марокканец даже не подпрыгнул, так, вытянулся, тут же опустившись.
Пачкать собственную задницу о газон пришлось еще раз, ноги не держали. Пьяные столешниковские глаза прошлись по каждому, видя и не видя никого. Он опять усмехнулся, беззащитно, как ребенок.
– Ну, ладно, че вы… Тогда не забил, щас не забил… – встал, покачиваясь, неловко отряхнулся. – Нормально. Скажете потом – чего вам должен.
И пошел в сторону выхода. Витя, рванувший было следом, остановился.
– Нехорошо получилось… – Додин шмыгнул. – Нехорошо, пацаны.
– Уж кто бы говорил, – проворчал Балкон.
Столешников оглянулся, крикнул с обидой:
– Да пошли вы все на хрен! Мне Платини руку жал, а вы…
Зуев смотрел на Столешникова странно блестевшими глазами. Смотрел на человека, чей постер висел у него с шестого по одиннадцатый классы. А ведь как ударил? Прямо как…
– Плохо, – Витя выдохнул, – жалко, блин… Вот ты дурак!
Марокканец, виновато пожав плечами, не ответил. Нехорошо получилось.
И пока все обвиняли друг друга в злобе и излишней болтливости, с поля вслед за Столешниковым тихонько ушла Варя.
Чего это у нас? Урна? Чем урна лучше мяча? И почему лучше, а не хуже? А, фиолетово, н-на-а-а, урна!
Ой, твою… больно-то как, хромать придется. И что это там было? Зачем позорился, Юра? Что отец бы сказал? Ладно, какая разница теперь?…
Тяжело идется, и машины нет… Почему нет? А, да! Он же накидался так… старательно. Обалдеть, главный тренер Юрий Валерич… Кто там сзади его зовет? Вроде Варя, женщина-врач, или показалось? Вот только не надо мне чудится… То президентша эта бросается спасает, видимо, кумира девичьей юности, то реабилитолог чудится, если о ней думать, когда не думаешь про игру, а про игру думать постоянно не получается, надоело…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу