Дмитрий Манасыпов - Тренер

Зуев пораженно смотрел на капитана. Все не верил. Потом прошелся взглядом по бровке: искал тренера. Увидев побелевшего от бессильной злобы Столешникова, все понял.

Да, правильно, пацан. Все ты правильно понял. Меня и тебя только что слили. Сдали свои. Договорняк, мать его…

Длинный свисток. Все. Приехали.

До него долетали отдельные голоса болельщиков, расходящихся по домам и ждущих, пока их выпустят из фанатского сектора, игроков, радующихся или просто лениво ругающих судей. Обсуждающих какие-то там нюансы очередного проигрыша его, Столешникова, команды.

«Метеор» в раздевалку увел Витя, надежный и невозмутимый. Спасибо, дружище, все правильно, дай неудачнику посидеть на поле, где его только что кинула его же команда. Договорняк за спиной главного тренера, откровенный договорняк…

Голоса накатывали, обволакивали со всех сторон, но Столешников никуда не торопился, не прятался от них. На их фоне особенно выделялся один, сейчас особенно ненавистный: Вареник давал интервью какому-то местному репортеру. И совести ведь хватало. Сволочь, ты, Варенников…

– …Ну… Второй гол – хотели офсайд создать… не получилось, у них выход один на один… я бы там мог помочь, но ногу потянул еще в первом тайме…

– А тренер?

Журналистка хоть не в розовом? Нет. Ври дальше, Варенников, ври, слитому тренеру все равно.

– Он установку давал на атаку… В принципе, не могу сказать, что эта тактика не работала…

– Тренер знал, что у вас с ногой непорядок?

– Ну, в принципе, я говорил в раздевалке так-то…

Столешникову вдруг остро захотелось остаться одному. Выключить звук еще гудящего стадиона, Варенникова, бубнящего про свою травму, журналистки, участливо выпытывающей подробности… Выключить звук, свет и побыть одному.

Может, глаза закрыть?

Ну, правда?

Да, точно.

Хорошо.

Никого.

Что делает Гвардиола на следующий день после проигрыша? Да кто знает?

Столешников, проиграв еще один матч, настроился на серьезное общение. С самим собой в первую очередь. А что нужно русскому человеку для такого разговора?

Извечный и часто единственный собеседник любого русского человека, потерпевшего сокрушительную неудачу, давно известен. Он – сочувствующий слушатель, безмолвный советчик и лучший друг в любой из самых поганых вечеров в твоей жизни. Он доступен для общения, лоялен к твоему лексикону и понимает с полуслова. Любимый собеседник для любого русского неудачника носит разные имена, но имеет одну общую черту – в нем обычно никак не меньше сорока градусов.

Юрий Валерьевич Столешников в крайний год своей жизни успел с ним близко познакомиться. И имел собственные предпочтения. Интересно, какого именно собеседника предпочитал Пеп в свои худшие послематчевые вечера? Пару бокалов хорошего хереса в Тапас-баре, пару кружек холодного пива в полутемном БирКеллере или пару стаканов ячменного скотча в тихом пабе? Столешников не знал. Но что Юра мог бы сказать с уверенностью: какой бы национальности не был любимый собеседник прославленного тренера, он точно был редким гостем. Потому что ни «каталонцы», ни «мюнхенцы», ни «горожане» в разные годы не давали Хосепу много поводов заливать тренерское горе алкоголем.

А вот у тренера Столешникова сегодня повод был. Стопроцентный. Без дураков. Команда без лишних сожалений, красиво, в подкате, лишила его голевого момента. И никакого горчичника, никакого пенальти. Ты в глубоком офсайде, тренер. Причем, начиная с того самого паса собственного агента. Так что, да: сегодня повод надраться у Юрия был серьезный.

«Барабулька» попалась по пути как-то случайно и очень вовремя. Последняя заправка горящей души случилась минут двадцать назад, и Столешникову определенно казалось, что он начинает трезветь. Такой пакости от судьбы он совершенно не ожидал. Поэтому, когда прекрасная по всем статьям рыба барабулька подмигнула ему с барной вывески мутным желтым глазом, Юра понял, что ничего лучше сегодня он не найдет.

– Привет, рыба! – подумав, сказал Столешников и, отсалютовав барабульке, отправился внутрь.

Грохотал панк-рок, вокалист хрипло орал голосом интерна Лобанова про Михайлу Васильевича Ломоносова с какими-то матросами. Вкусно пахло спиртным, чесночными гренками, колбасками, ядреным мужским потом и, совершенно провокационно, запрещенным в общественных местах табачным дымом. Отличный комплект, в общем. Барная стойка находилась удобно, почти у входа.