Дмитрий Манасыпов - Тренер

Разговор получался какой-то… скользкий. Как и сам директор.

– Что ты юлишь, говори как есть.

Смолин прищурил глаза, решился наконец. Да давай, валяй, Семен, чего мнешься?

– Ну, говорят, оскорбляешь их… Жестишь на тренировках. Выходной отменил… Премии за ничьи не платишь… Одно, другое… Просто… Скандала не хочется, понимаешь?

Ах ты, господи, скандала ему не хочется… Или что другое дергаться заставляет? Столешников пристально посмотрел на директора.

– А ты тоже за премии переживаешь?

Семен кашлянул, пошевелил пальцами сцепленных ладоней. Еще раз кашлянул.

– Не, не, за премии тебе спасибо…

Он вдруг незаметно придвинулся ближе. И произнес доверительно, прямо как старому испытанному другу, с которым и огонь, и воду, и пуд соли вместе:

– Валерич, слушай… ты тренер молодой, эмоции там у тебя, все понимаю… Но… Ты ж задачу-то понимаешь?

Ага… Вот оно и полезло наружу. И вовсе даже не здравый смысл вперемешку с общечеловеческими ценностями. А скрытое, до поры до времени, дерьмо.

– Какую задачу?

Верно, Юра, давай поблефуем, хотя покер и не любим. Полезно порой.

– А тебе твой агент не объяснил?

Вон оно чего, оказывается. А собака, однако, тут порылась не одна. Рыли, видно, вдвоем, этот вот, да еще и Валдис… Валдис.

Неприятно. Но надо дожимать ситуацию.

Столешников выдержал паузу, не спуская с директора выжидающего взгляда.

Ну, вот и задергался Семен, заволновался, порозовел. Какой, однако, он легкий на это дело, чуть что не так, сразу в краску.

Смолин сглотнул, дернув наверняка сухим горлом, оглянулся, хотя никого в кабинете больше не было.

– Есть у нас, в общем… Определенный контингент игроков, которых трогать не надо. Ну играют и играют… Потихоньку форму набирают. А через годик скидываем… Понимаешь?

Чего тут непонятного? Юрий Валерьевич Столешников в футболе двадцать один год как, все он понимает.

– Инкубаторские, что ли? Это которые на продажу идут?

Попал! На лице Семена отразилась целая гамма чувств. Артист…

– Ну зачем так… Хорошие ребята. Там списочек небольшой. В этом сезоне только четверо. Не, я в тренерскую работу не лезу! И правильно ты их… Зажрались… Но… Может, как-то… Не так резко… А?!

Подыграем что ли, Юр? А подыграем, почему нет? Добавим интереса…

– А как надо?

Купился Смолин на его приманку!

– Ну… Дипломатичней, что ли… С тем так… С этим – этак…

Да, дела-а-а…

– Ага… А с кем как?

Проколется?!

– Ну, тут ты сам! Это я не знаю.

Жаль, что типа не знаешь. Но это ладно, это мы как-нибудь сами узнаем, кто и с кем.

Столешников кивнул.

– Ну хорошо. Буду подход искать.

Директор вздохнул облегченно, сразу заулыбался. Ладно, посмотрим, как потом заулыбаешься.

В раздевалке команда лениво готовилась к тренировке.

– Вот мне интересно, – Раф прошел мимо Зуева, сосредоточенно вязавшего сложные узлы на бутсах, – что у нас сегодня на повестке дня? После забега с целлофаном. Грязевые ванны? Антицеллюлитный массаж?

Никто не ответил. Масяня, закончив переодеваться, сплюнул и потянулся за бутылкой с водой.

– Что думаешь, Вить, – не унимался Раф, хлопнув по плечу второго тренера. – Есть идеи?

У Вити, судя по всему, идей не было. В ответ он только пожал плечами.

Балкон, напыхтевшийся вчера в целлофане и завидующий выбывшему Варенникову, заворчал:

– Не буди лихо, пока тихо, Раф… И, мать твою…

Столешников, бодрый и свежий, довольно шагал к команде.

– Ничего хорошего, видимо, – Балкон с тоской оглянулся на Витю. Тот хотел было ответить чем-то ободряющим, но взглянув на деятельного тренера, передумал.

Столешников хлопнул в ладоши, привлекая общее внимание.

– Скучаем, мужчины?

«Скучающие мужчины» смотрели на сияющего Столешникова с заметной опаской. А ему, судя по всему, эта ситуация явно доставляла удовольствие.

Еще раз обозрев всю команду, он кивнул Вите:

– Вить, начинай загружать наших героев в автобус. Давайте, пацаны, грузимся, грузимся, в очереди не стоим, все оплачено.

Раф, выходя из раздевалки последним, мысленно попрощался с ней навсегда.

Автобус ехал в порт. Футболисты с недоумением разглядывали в окнах приближающиеся старое здание судоремонтного завода, Цемесскую бухту, изрезанную сухогрузными и наливными причалами, серыми параллелями, врезающимися в прибрежную толщу воды.