Грэм Свифт - Свет дня

А Кристина? Такая несчастная, такая беспомощная. Ей было двадцать два. Жизнь взяла и отбросила ее назад, в кратковременное новое детство (может быть) — или же заставила взрослеть быстрее других. Стать старше своих лет. А тут как раз — старший мужчина. И, так или иначе, она к тому времени расцвела. Выдернута и пересажена в комфорт и изобилие. Уимблдон.

Неудивительно, что вначале она по-детски разрыдалась. В этой кухне. Но какая ей разница сейчас, когда она так много потеряла? Что она должна окружающему миру? Лицо без государства, только наполовину защищаемое законом.

Все время, все эти месяцы, годы она, должно быть, крутила в голове мысль: я могла быть там, а не здесь. Я тоже могла бы погибнуть — хуже чем погибнуть. Я могла бы сначала увидеть, как убивают других — насилуют, потом убивают. Ей всегда теперь с этим жить. Но здесь, в Уимблдоне, у нее теплая постель. Лужайки, деревья. По каким теперь правилам играть? С ней тоже произошла перемена: чувство защищенности, скользя, превращалось во что-то другое.

Компенсация: была ограблена, теперь наверстываешь. И так ли уж мы в молодости ранимы? Так ли уж нежны? Взять Элен: она ведь знала, что делает мне больно. Молодость дается только раз, и в ней есть своя свирепость. Этот Кристинин брат. Погибший солдат, а до войны красивый официант. Застрелен. Но пока был жив, драл этих заграничных девиц одну за другой, как будто знал, что времени у него в обрез.

«Я спросила ее, Джордж, что она о нем думает — о брате, который так себя вел, который обращался с ними как с добычей. Знаешь, что она сказала? Что все было не так, как я вообразила, совсем не так. Сказала, не будь он ее братом, сама встала бы в очередь».

Я до сих пор обо всем этом думаю, до сих пор не закрыл дело. Работа, которая никогда не кончается. Иной раз мало смотреть и примечать. Надо поместить себя туда, влезть в их шкуру.

В шкуру того, кто лежит под этой плитой, под этим букетом роз. Я думаю о его скольжении, о его падении сквозь жизнь.

Как это началось? И как продолжалось? Когда Сара уже знала, но до того, как по молчаливому соглашению появилась квартира в Фулеме? Они — то есть она — не могли просто выставить ее за дверь. Она искала убежища и получила его у них. Правила гостеприимства. Но не нарушила ли она все мыслимые правила?

Простой вопрос. Где они — Кристина и Боб — этим занимались? Приходится им задаваться (Сара наверняка задавалась). В моем деле приходится вникать в эти простые, низменные, механические вещи. И помещать себя внутрь событий.

Под их семейной крышей? Вряд ли, после первого раза. Может быть, в его кабинете. В его гинекологической приемной. На Харли-стрит. Или в Парксайдской больнице. Записывалась как пациентка? Строжайшее уединение. Это всегда (знаю, видел) граничит с фарсом. Ученый медик со спущенными штанами.

В черном «саабе»? Боже мой, да где угодно. Хоть прямо в парке Уимбддон-коммон. Только на холм подняться. Удобно. Через дорогу от Парксайдской больницы. Места много, спрятаться есть где. Большие деревья. Своя прелесть даже, прелесть опасности — просто так, без укрытия. Добавочный восторг. Может быть, он ее брал, притиснув к стволу, как бродяга бродяжку. Отчасти она хочет именно этого, и он понимает. Сам этим упивается как сумасшедший.

Прямо в Уимблдон-коммон. А что, почему бы и нет? Тут всякое бывает — даже средь бела дня. Грабежи, изнасилования, убийства. А кто-то накачивается химикалиями. Куски ландшафта, не знаю уж, насколько прирученного.

От его могилы рукой подать — вон там, за кладбищенской оградой. Уимблдон-коммон соседствует с Патни-вейл. Эта мысль вызывает у него сейчас улыбку — моя мысль, он может их читать. Да, прямо там, как бешеные. В весеннем лесу. Что мне теперь твои цветочки.

Стою на кладбище и думаю про совокупляющуюся пару. Надо изобразить себе ситуацию. Даже после того как появилась квартира в Фулеме. Ради бешеного восторга. Даже той последней осенью, когда положение изменилось — когда хорваты победили. Последние лесные прогулки.

Они шуршат прошлогодними листьями. Сентябрь: листья этого года еще висят, еще дают укрытие. Он смахивает с ее спины веточки, кусочки коры. Уже ритуал своего рода. На ней все та же его старая куртка. Оба еще влажные и помятые от близости. И она уже знает, что скоро это может стать воспоминанием. Английский лес. Папоротник, куманика, береза. Для того, чтобы приехать в эту страну, у нее были причины. И она до сих пор учит английские слова — его очередь быть ее педагогом.