Грэм Свифт - Свет дня

Я освоил готовку. Сперва простые вещи, под присмотром Элен (а она-то где научилась?), потом уже сам, в долгие пустые часы, с помощью кулинарных книг, в их компании. Цветные соблазнительные фотографии блюд. Я почувствовал, что у меня есть жилка. Перешел к довольно сложным рецептам.

Хотя, если честно, все это для того только, чтобы жизнь не рассыпалась. Целый день можно нанизать на приготовление и прием пищи. И для того, чтобы порадовать Элен. Доказать, что и впрямь держу себя в руках.

Вот как у нас возник этот порядок. Элен приезжала вечером раз в неделю, и я готовил к ее приезду ужин. Из трех блюд, по полной программе. И стол накрывал не абы как: свечи, салфетки, винные бокалы. Она была моей единственной гостьей — и дегустатором, арбитром. Мои успехи, надо сказать, произвели на нее впечатление. Я превзошел свою наставницу. Она даже одеваться стала немножко по-праздничному. Едим, разговариваем, пьем вино.

Лучший день на неделе. Дни, нанизанные на ужины, недели, нанизанные на эти дни. Я мало спал тогда — такая была полоса. А когда спал, видел сны. Падал. Бодрствуешь день и ночь во все часы, готовый делать дело, от которого отлучили. Свое привычное дело.

Это не уходит. Я сказал потом Маршу. Не прекращается. Это и не работа даже, это что-то внутри, это как ты устроен. Лучше линялый сыщик, выслеживающий неверных мужей, чем совсем не быть сыщиком…

Элен, понятно, была не в восторге. Частный детектив — это, она считала, слишком скучный, слишком очевидный ход. Все равно что нацепить значок со словами: «Полицейский-неудачник». И грязноватенько (а в полиции что, стерильная работа?). Ее старый папаша.

А кем, по-твоему, мне быть, Элен? Художником? Шеф-поваром?

Марш по-прежнему, хоть и на пенсии, просыпается рано, как на дежурство. Он сам мне сказал, когда мы играли в гольф.

Я долго об этом думал: не предложить ли ему работать у меня? Или лучше не стоит, если сам не спросит? Ведь, помимо прочего, у меня есть Рита.

Дни, когда я ждал Элен, лучшие дни на неделе. Когда единственной пищей, какой хотел мой ум, в какой он нуждался и какую мог переварить, было — планировать ужин.

Конечно, мне приходила в голову простая мысль — и ей тоже: она стала моей женщиной. Женщиной в моей жизни.

Я готовился выйти на рынок, открыть частное агентство. Но это был один вопрос, и когда он разрешился — когда я опять начал ходить по следу, — остался другой. Думаю ли я найти себе кого-нибудь? Такое бывает. Так мужчина в моем положении обычно и делает.

Новая женщина. Не дочь. Мне было только сорок два. Только. И если я приобретал эти… навыки. Если я мог принимать, угощать… Приглашай их пробовать твою стряпню. Подливай им вина.

«Почти одни женщины, Элен…»

Но к тому времени, как я это произнес, к тому времени, как я сделал это не вполне точное замечание, Элен уже примирилась с моей работой частного детектива — ведь и сама она, если на то пошло, перекинулась с чистого искусства на интерьерный дизайн (эту тему, я чувствовал, мне не стоит очень часто затрагивать). И оказалось, что моя работа имеет одну особенность, неожиданную для нас обоих. Большие возможности для меня и источник интереса — забавы? — для нее. Ее старый папаша.

К тому времени, как я это сказал, она, думаю, знала, что я уже осваиваюсь.

«…Женщины большей частью».

«И чем это плохо?»

Еду мимо Парксайдской больницы. Аккуратная живая изгородь, опрятный передний двор, стеклянные двери. Можно принять за спокойный, неброский отель. Потом кольцевая развязка у Тиббетс-корнер. Выезжаю на шоссе A3 — справа Патни-хит, слева Уимблдон-коммон, чуть дальше Ричмонд-парк. Все эти куски прирученного ландшафта, бывшие пустоши и выгоны, обильно поросшие деревьями. И жесткая, громкая, безжалостная сквозная магистраль в шесть рядов.

Не знаю, думает ли обо мне Рейчел, любопытствует ли. Два года назад, очень может быть, прочла в газетах про дело Нэшей. В некоторых заметках я был упомянут. Частный детектив, нанятый миссис Нэш…

Господи, это же Джордж. Он, точно он.

Любопытствует? Но я же «ушел из ее жизни», как и она из моей. А когда кто-то ушел из твоей жизни, он для тебя все равно что умер.

И если бы она увидела меня сейчас — если бы увидела, что я сейчас делаю, — что, спрашивается, могла бы подумать? Что я совсем спятил, рехнулся окончательно?

Дорога идет вниз. Ехать осталось всего ничего. Солнце светит почти точно в лоб, поэтому все впереди металлически блещет и сияет, как гладь огромного ледяного желоба.