Владимир Орлов - Лягушки

Получил последний номер журнала "Под руку с Клио" с эссе о Рубенсе и "Записками Лобастова". Эссе просмотрел, занимательно, а вот на "Записки" времени у него пока не было, занят больничными хлопотами, состояние дебютантки Древесновой, неизвестно чьими кознями или причудами упрятанной в усадьбе Журино, по-прежнему тяжёлое, и он, Острецов, приглашает врачей из-за границы, даже из Индонезии, ну и т.д. О Хмелёвой не было произнесено ни слова. Зато о Древесновой Острецов говорил охотно, он якобы ощущал ответственность за её судьбу и, очевидно смущаясь, стал спрашивать Свиридову, какие могут быть у Древесновой актёрские перспективы. "Сейчас любым тараканом можно украсить сдобную булку…" — буркнула Свиридова. Возня с Древесновой вызывала удивление и у байкерши Алины. Пожалуй, даже и раздражение. Но тут причиной могла быть и ревность. Какие-либо предположения о случае с Ковригиным Алина высказывать отказалась. Доброжелательная к Ковригину дама Антонова, одарившая Хмелёву бархатным гусарским нарядом, чуть ли не шёпотом посоветовала Свиридовой попробовать раздобыть хоть бы и мелкие сведения о Ковригине в ресторане "Лягушки". Или же у Эсмеральдыча.

— Какого ещё Эсмеральдыча? — удивилась Свиридова.

— Ну-у-у… — протянула Антонова.

И было разъяснено Свиридовой, что Эсмеральдыч — чистильщик обуви, популярный даже при потере интереса публики к гуталинам, ваксам и коричневым шнуркам, а важнее всего — сапожник (по старому), способный за пять минут произвести сложнейшую починку туфлей и башмаков, какую в мастерских по ремонту будешь ожидать неделю. И он обо всём знает. Приторговывает дефицитом, в том числе и билетами на спектакли и концерты, а потому может отнестись к московской звезде с симпатией. Впрочем, какое выпадет ему настроение. Киоск Эсмеральдыча (или палатка) размещается в десяти шагах от театра, в сквере.

Никакого хозяйства Эсмеральдыча Свиридова не обнаружила, а глаз имела зоркий. Прохожие помочь ей не смогли. Вроде бы обувная палатка вчера стояла вот здесь, а сегодня её нет. Такое случается. Потерпите до утра, вдруг палатка за ночь снова и внезапно вырастет… Не принёс Свиридовой удачи и поход в ресторан "Лягушки". Встретили там её с фейерверками в глазах, как же, как же, Александр Андреевич Ковригин захаживал к ним, и всем был приятен, вот здесь он вкушал напитки и сосьвинские сельди с отварным картофелем, вот здесь он играл в шахматы (Свиридова оценила прелести зелёных шахматисток и их товарок у шестов, шалун был наш Александр Андреевич!) и, как правило, оставался доволен результатами партий. Именно из "Лягушек", сытый и довольный, он отправился на вокзал к московскому скорому. Где он теперь, конечно, никто не знал. На мгновение Свиридова заметила пропавшее тут же за колонной знакомое лицо (вернее, знакомую харю, виденную где-то, возможно, в толпе на балу в замке Журино). Как только харя пропала, над столиком Свиридовой склонился гарсон и прошептал:

— А может быть, имеет смысл обратиться с вашим интересом к Эсмеральдычу?..

Утром оказалось, что обувная палатка и впрямь снова и внезапно выросла. Она имела два придела. Или две пристройки. В одной из них, с креслом для клиента, обувь, видимо, чистили. В другой — занимались её ремонтом. Маэстро гуталина и ваксы, скорее всего, трудился сейчас в починочной, и Свиридова в ожидании его осмотрела красоты палатки. Никакого обещания скидки афроамериканцам она не заметила. Не увидела и обращений к футбольным фанатам. Стены палатки были заклеены выцветшими уже афишными плакатами музыкальных переложений готического романа Виктора Гюго — балета Пуни "Эсмеральда", в постановке Йошкар-Олинского оперного театра, и нескольских гастролёрских спектаклей мюзикла "Нотр Дам де Пари". К любым, и к самым странным, увлечениям Свиридова относилась благосклонно. Но вот появился и хозяин обувного предприятия. Он походил на половца Кончака, пленившего князя Игоря, брови его отчего-то были выщипаны, а сам он явно намеренно сутулился. Или даже горбился.

— Вы Эсмеральдыч? — неожиданно для себя заробев, спросила Свиридова.

— Я Квазимодыч, — сказал чистильщик и сапожник. — Эсмеральдыч — мой двоюродный брат. Мы работаем по два дня…

— Извините, — растерялась Свиридова. — Я зайду через два дня.

— Бырышня, — сказал Квазимодыч. — Вы должны поспешать. Брат знал, что вы будете его искать. Просил передать. Вам надо в Аягуз.

— В Аягуз? — переспросила Свиридова.

— В Аягуз. Более нам нечего вам сказать. Всё. В Аягуз!