"Нет, подходить я к ней не стану, — решил Ковригин. — Одобрение своё я ей высказал. И хватит. Остальное — блажь. Не хватало ещё попасть под чьи-то чары!" Последнее соображение показалось Ковригину чересчур пафосным и взятым у кого-то из девятнадцатого века. Не у героев ли Гофмана? Попасть под чары!
Мокрые, но весёлые прошли мимо Ковригина Пантюхов с Сутыриным, видимо, возвращались к червонной звезде чёса — Натали Свиридовой. Но вблизи Ковригина остановились.
— Зря ты, Караваев, не пошел с нами, — заявил Панюхов.
— Ковригин, — поправил Пантюхова трагик.
— Ну, пусть Ковригин! — Пантюхов стряхнул с черных кудрей воду. — Да хоть бы и Батонов. Или даже Плюшкин. Всё одно — из отдела хлебо-булочных изделий. Зря ты не пошёл с нами в бассейны. Вода в них подогрета. И зря ты пялишься на… Нам известно, на кого! Ты тут нищий студент, он же резонёр Петя Мерлузов в имении барина Великатова.
— Пантюгрюэль, — возложил руку на плечо Пантюхова Сутырин, — ты рисуешь неведомые миру картины!
— И уж тем более тебе, Ковригин, не стоит волновать нежнейшей души Наташеньку Свиридову. Мне бы твои годы… И я бы писал сонеты… — то ли капля с волос потекла по щеке Пантюхова, то ли из левого глаза артиста была исторгнута чувственная слеза, но сейчас же элегическое состояние Пантюхова было отменено: — И мой тебе совет, Ковригин, побереги себя этой ночью. Задрай дверь своего гостевого пристанища и не вздумай открывать окна. Разведка донесла — к утру рассвирепеют привидения.
— Понятно, — сказал Ковригин, — раз замок, то как же без привидений? Но откуда известно, что они рассвирепеют?
— Не имею права открыть это, ваше превосходительство! — вытянулся перед Ковригиным Пантюхов и большой палец приставил к виску. — Но вам открою.
И он зашептал на ухо Ковригину:
— Нас вербовали.
— То есть?
— А то и есть! За мзду, и отнюдь не бюджетную, вербовали сыграть кое-каких привидений. Это нас-то, с императорских подмостков?
— И что же вы? — спросил Ковригин. — Мзда-то небось весь ваш чёс перекроет!
— Да хоть бы в сто раз перекрыла! — взревел Пантюхов. — Это, может, наш генерал Люфтваффе Головачев согласился. Ему бы только свою рожу в задумчивости предъявлять крупным планом. Он, может, сейчас форму примеряет от Пол Пота. Или щёлкает зубами Дракулы. Ночью залетит к тебе в форточку, а ты, Ковригин, не дрейфь, заготовь для него стакан томатного сока. А впрочем, может, он и утонул… Ты не видел, Сутырин?
— Не видел, — сказал Сутырин. — Он нырнул за шпротой, а мы уже уходили…
— Мы же с Сутыриным отказались. Шиш вам! Я заявил: "Не хочу играть в крепостном театре!".
— Какой же здесь крепостной театр? — возразил Ковригин.
— Крепостной театр и есть! — воскликнул Пантюхов. — И Параша Жемчугова подобрана!
Ковригин не мог не заметить, что при вскриках Пантюхова господин Острецов (ну, и люди при нём) взглядывал с явной укоризной на пылкого говоруна, будто бы и не комика, а смутьяна и расстригу.
— Пантюгрюеша, — в некоем смущении, но и ласково произнёс Сутырин. — всё ты смешал в кучу — и Дракулу, и готические привидения, и аленькие цветы, и Александра Николаевича Островского. Тут жанровые и смысловые несовпадения.
— С детства мечтал сыграть Варлаама, — вздохнул притихший Пантюхов, — а мне всучили роль Мисаила! Ковригин, почему в твоей пьесе нет Варлаама?
— Пушкин обокрал, — сказал Ковригин. — Сукин сын. А потом и Мусоргский.
— Ну да, — кивнул Пантюхов. — Тебя обокрал Пушкин, а ты обокрал Блинова.
— Всё! Всё! — заключил Сутырин. — Тихонечко, тихонечко и украсим общество Натальи Борисовны Свиридовой…
— А ты, Сутырин, хоть и объявлен трагиком и первым любовником, — уже на ходу бросил Пантюхов, — и на вид Мачо с Белой дачи, но живёшь смирно, а при знакомстве с заурядной трясогузкой робеешь и мяукаешь. Не по расписанию это!
Но был уведён от Ковригина Пантюхов и усажен рядом с Натали Свиридовой. А там ещё пребывала, видимо, всё же обласканная звездой дебютантка Древеснова.
— Ну, как, Александр Андреевич, не наскучил ли вам ваш успех? — рядом с Ковригиным стояла Вера Антонова.
— Наскучил, — сказал Ковригин. — Если посчитать эту суету моим успехом. Объясните, пожалуйста, отчего хозяин замка чуть что хмурится, а то и сердится?
— Вашей Марине Мнишек куплено на "Кристи" и привезено из Англии платье "Полонез" британской принцессы восемнадцатого века, тончайший шелк, лиф, отделанный лиможскими кружевами, буфы для нежных рук. Хмелёвой подошло, принцесса тоже была рослая, я чуть-чуть ушила в талии, так нет, девица надела джинсы, тельняшку с дырами и куралесит.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу