По документам Адам Жепин был по-прежнему прописан у отца в гетто, но Шайя теперь распоряжался только на кухне — комнату заняла приехавшая недавно семья. Время от времени Адам ходил на Гнезненскую навестить отца. Он взял за правило, отправляясь туда, брать с собой трудовую книжку. Талоны на хлеб он оставил на кухне у Шайи. Шайя получал по талонам те немногие пайки, которые еще можно было получить. Когда приходил Адам, отец требовал все взвешивать и зорко следил, чтобы буханку хлеба делили поровну, хотя Адам часто приносил еду с собой: картошку, добытую с телег, репу, капусту и свеклу, которые собирали зимой. Новые жильцы завистливо посматривали из комнаты. У сынка Жепина, наверное, связи наверху, среди di oberstn, иначе с чего бы ему рассиживаться тут с такими-то сокровищами?
Адам научился быть осторожным. Вся дорога до Марысина кишела зондеровцами. И короткий отрезок от Фельдмана до ворот Радогоща он старался, безопасности ради, проделать вместе с кем-нибудь из своей бригады, чаще всего с Янкелем Мошковичем и Мареком Шайнвальдом, а также двумя младшими братьями последнего, тоже грузчиками с товарно-сортировочной.
Янкелю было лет четырнадцать, самое большее — пятнадцать; волосы-мочалка и широкая полоса светлых веснушек на носу, из-за которых он выглядел еще младше. Янкель так и не научился быть незаметным и экономить силы, работая молча. У него были теории обо всем на свете, и он не упускал случая их провентилировать. «Вот эти — с Восточного фронта, — говорил он, например, о конвое с боеприпасами, с грохотом проезжавшем вверх по Ягеллонской, и о танках с засохшей на гусеницах глиной и с замотанными пушками. — Им повезло, что артиллерия осталась при них, но если они думают, что смогут открыть новый фронт, так это они ошибаются. Сталин их раздавит — и даже не заметит».
Через Радогощ везли не только артиллерию отступающих немецких частей, но и большую часть материалов, которые промышленность гетто производила всю ту зиму и весну в трудно объяснимом количестве. Дверные рамы, оконные панели, иногда целые стропила, привязанные к кузовам грузовиков, бурным потоком текли по направлению к товарно-сортировочной. Весь город в движении.
И постоянно требовались новые рабочие.
Некоторые привилегированные работники приезжали на трамвае; каждое утро видно было, как два соединенных вагона скользят вдоль плоского глинистого поля. Но большая часть недавно нанятых рабочих приходили пешком, некоторые все еще в рубашках и нарукавниках, словно бедняги ждали, что их вот-вот позовут назад, за письменные столы и счетоводческие конторки.
(Иногда принудительно нанятые рассказывали дикие истории о том, как Бибов лично являлся проверять, оставили ли конторщики свои места. Приходил в отдел выдачи талонов. И вроде бы в одну из лично им организованных контрольных палат, где пояснил собранию перепуганных ревизоров, что либо их шеф Юзеф Румковский немедленно поставит в его распоряжение тридцать пять крепких здоровых рабочих, либо господину Румковскому придется проследовать в Марысин и дробить кирпичи лично.)
«Они делают цементные плиты, — объявил однажды Янкель с гордостью. — Гера-клит! »
Янкель пытался поговорить с некоторыми дворцовыми служащими — адвокатами, как он их называл, — чтобы через них передавать сообщения оставшимся в гетто товарищам-коммунистам. Но в Радогощ той зимой приезжали толпы измотанных, усталых, вконец обессиленных людей; на роль курьеров годились немногие. Господин Ольшер едва успевал внести их в списки, как они тут же валились с ног от голода и усталости, и приходилось отправлять их во временный лазарет, который председатель разрешил устроить на станции.
У Гарри Ольшера не было собственного кабинета. Даже письменного стола у него не было, пока обервахмистр Зонненфарб по приказу начальника станции не одолжил ему маленький «радиостолик», стоявший в его будке возле грузового перрона. За этим столиком господин Ольшер и сидел, регистрируя новоприбывших и одной рукой заслоняя глаза от дождя или вьюги.
Со временем строители с Древновской возвели недалеко от перрона сортировочной деревянную конструкцию наподобие ангара. Ангар имел девяносто метров в длину, три в высоту, а вместе с двускатной крышей и все пять, если не больше. Некоторых дворцовых рабочих отправили к складу, где они насып а ли песок и таскали кирпичную крошку в цементомешалки. Цементомешалки обслуживали польские рабочие, которых привозили каждое утро. Некоторых Адам узнавал — они раньше работали на грузовом перроне; иным даже удавалось проносить в гетто сигареты и лекарства. Но теперь никто из поляков и виду не подал, что узнал его. Они продолжали сыпать песок, ворочать цементомешалки и не поднимали глаз, даже когда смесь лилась в форму.
Читать дальше