Стив Сем-Сандберг - Отдайте мне ваших детей!

Бибов делал что мог, чтобы не подпускать СС и рейхсфюрера Гиммлера близко. Он съездил в Позен, где заручился уверениями, что гражданскую администрацию будут поддерживать и дальше. Он съездил в Берлин и встретился со Шпеером и крупным чином из оборонной промышленности, которая, несмотря на массированное отступление на востоке, продолжала снабжать предприятия гетто заказами на униформу и амуницию. Вермахт сейчас дрался изо всех сил и был не способен ни к каким переездам или изменениям — они угрожали бы срывом поставок и поражениями. Но Бибов знал, что все висит на волоске; если неудачи на Восточном фронте продолжатся, фюрер может послушаться Гиммлера и приказать перевести или переустроить гетто.

Война, которая многим осчастливила Бибова, стала в конце концов обоюдоострым мечом. Иногда Бибова мучило ужасное подозрение, что его гетто, во всем остальном такое надежное и стабильное, покоится на зыбкой почве, что все построенное им — не более чем видимость и достаточно одного-единственного слова, одного карандашного росчерка на депеше из Берлина, чтобы все рухнуло… Во время недавнего разговора новый бургомистр Лицманштадта Отто Брадфиш заявил: гетто никакой не Musterlager, а напротив — «позор, господин Бибов, позор!» Обычно хладнокровно-сдержанный, Брадфиш грохнул кулаком по полицейским рапортам, сложенным стопкой на его столе. Бибов отлично знал содержание этих рапортов: в них говорилось о взяточниках из крипо, которые соглашались смотреть сквозь пальцы на «потери» в продукции, а также о служащих его собственной администрации, которые в обмен на пожертвованные лично им щедрые комиссионные согласились заняться заказом на дамское белье для модных предприятий Неккерманна в Гамбурге, вместо того чтобы закончить и так уже отложенный заказ для армии. «Как можно, чтобы служащие вашей собственной администрации в такой момент позволяли евреям подкупить себя, это что такое, господин Бибов?»

Напрасно Бибов пытается объяснить, что гнилостность заложена в самой еврейской натуре, о чем он не устает повторять (он винит евреев, хотя воруют служащие его собственной администрации). «Так проследите за тем, чтобы исправить эту натуру!» — возражает Брадфиш. Бибов сидит как на раскаленной наковальне. Что бы он ни делал, от чего бы ни уклонялся — он только даст эсэсовским чинам еще один аргумент в пользу того, что гетто следует передать в управление СС.

И вот — снова Бибов. Лето в разгаре. Сверчки до самых небес возводят арки шершавых звуков. А под небом — тысячи иссохших, с согнутыми спинами людей в постоянном движении. С тачками и тележками выбираются они из зловонных переулков или стоят, согнувшись над тяпками и лопатами, в глине, на гравии вдоль дороги.

Но Бибов не замечает их. Его автомобиль остановился возле облезлой деревянной лачуги, известной в гетто как предприятие Прашкера. Шофер слегка накренил машину и распахнул обе дверцы, телохранители укрылись в тени деревьев. Бибов в одиночестве прогуливается по улицам, заложив руки за спину, и смотрит, как поднятая им пыль медленно оседает на вычищенные до блеска носки ботинок.

По той стороне улицы, на углу Пружной и Окоповой, ходят двое стариков, косят в поле траву. Несмотря на июльское пекло, они одеты в толстые куртки на подкладке, просвечивающей сквозь швы на спине и груди, где пришиты желтые звездчатые ярлыки. Лезвия кос вспыхивают в солнечных лучах. У них бидон с водой, который они то и дело передают друг другу. Внезапно оказывается, что один из них что-то кричит Бибову.

Что за черт? Предлагает что-то. Бибов, сам того не желая, приближается.

Один из стариков беззубо улыбается. Поднимает бидон. Предлагает Бибову воды: «Я подумал, что вам в такую жару хочется пить».

Неслыханно. Еврей предлагает напиться арийцу, к тому же занимающему высший командный пост; не говоря уж об антисанитарии — этот бидон! Бибов переводит взгляд с одного старика на другого — они стоят под своими косами; в их улыбках что-то выжидательное, и он невольно откручивает крышку, а потом, скривившись, проводит рукой по рту (хотя бог знает, хочется ли ему пить).

Вот все и разъяснилось. Один из евреев подчеркнуто смиренно спрашивает, нет ли у достопочтенного господина немца лишнего хлеба.

— Чего? Хлеба? Существует хлебный паек. Честный человек всегда может получить талоны и взять хлеб в своем магазине.

Талонов у меня полная книжка, упрямится старик, но какой от них толк, если я тащусь на раздаточный пункт, а мне отвечают, что хлеба нет — «Es ist kein Brot da». Умильным льстивым голосом (какого, по его мнению, немецкий начальник ждет от еврея) старик произносит: