Сири Хустведт - Что я любил

— Тини, вы сможете дойти сами? — неуверенно спросил я, оглядывая ее с головы до ног.

Тини качнуло так, что она едва не рухнула на мостовую.

— Знаете, — вдруг выпалил я, — незачем вам с ними идти. Пойдемте-ка со мной наверх, я вызову вам такси.

Не глядя на меня, девушка отрицательно помотала головой и поплелась к своим приятелям. Я стоял в парадном и смотрел ей вслед. Ее шатало то вправо, то влево, и так, зигзагами, она удалялась в глубь квартала, маленькое создание с ремешками вокруг лодыжек и болтающимися за спиной крыльями, которые, увы, ей не суждено было расправить, чтобы взлететь.

На следующее утро после долгих колебаний я решил позвонить Биллу. Все случившееся накануне произвело на меня тягостное впечатление. В свои шестнадцать лет Марк пользовался неограниченной свободой, и мне всерьез казалось, что Вайолет с Биллом по части вседозволенности явно перегибали палку. Но выяснилось, что Билл понятия не имел о том, что Марк в Нью-Йорке. Он ждал сына из Принстона только днем и был уверен, что сейчас он у матери. Люсиль в свою очередь полагала, что Марк в Принстоне и просто ночует у одноклассника. Когда после обеда Марк наконец приехал на Грин-стрит, Билл позвонил мне и попросил подняться.

Пока Билл и Вайолет уличали Марка во лжи, он сидел не поднимая глаз. По его словам, произошла "лажа". Он никого не обманывал и собирался ночевать у Джейка, а когда Джейк решил вечером поехать в Нью-Йорк, к приятелю, Марк тоже поехал. Билл хотел выяснить, куда же прошлой ночью подевался Джейк, ведь на лестнице его не было. Оказывается, у него своя компания, Марк их не знает. Тогда Билл заявил сыну, что лгать нельзя, потому что лгуну веры нет. Марк бил себя в грудь и говорил, что он не врет, что все его слова — чистая правда. Тут Вайолет произнесла слово "наркотики".

— Я что, дурак? — возмутился Марк. — Как будто я не знаю, что можно подсесть. Нам фильм показывали про героин, такой ужас, вообще. С ума можно сойти. В гробу я все это видел.

— Тини вчера явно была под кайфом, — заметил я. — И того, бледного, всего колотило.

— Ну мало ли кто что творит? Я-то тут при чем? — отрезал Марк, глядя мне в глаза. — А Тедди не поэтому колотило. Он художник. Это у него образ такой.

— Что еще за Тедди? — спросил Билл.

— Тедди Джайлз. Пап, ты наверняка о нем слышал. Он устраивает перформансы и делает скульптуры, очень клевые. Их даже покупают. И вообще, он известный, про него, типа, в журналах пишут.

Мне показалось, что по лицу Билла пробежала какая — то тень, но он не сказал ни слова.

— А сколько лет этому Тедди Джайлзу? — спросил я.

— Двадцать один.

Вайолет снова вмешалась в разговор:

— Что тебе понадобилось в квартире у Лео?

— Ничего!

Я не выдержал:

— Марк, но я же сам слышал, как в замке пытались повернуть ключ!

— Это не я, это Тедди. Но я ему ключ не давал. Он просто пытался повернуть ручку двери, потому что думал, что это наша квартира. Он ошибся этажом.

Я пристально посмотрел ему в глаза. Он смотрел в ответ прямо и открыто.

— Послушай, Марк, значит, ты не пользовался вчера моим ключом?

— Нет, — ответил он без малейшего колебания.

— Тогда зачем ты хотел войти в нашу квартиру? — спросила Вайолет. — Всю ночь тебя не было, ты только час назад приехал.

— Хотел взять фотоаппарат.

Билл потер лицо руками.

— Ну, вот что. До конца месяца, пока ты у нас, будешь под замком. Никаких гулянок.

Рот Марка обиженно приоткрылся.

— За что? Что я такого сделал?

Билл устало отмахнулся.

— Ладно, даже если допустить, что ты не лгал нам с матерью, тебе все равно надо заниматься. Если не возьмешься за ум, аттестата тебе не видать, как своих ушей. И еще, — добавил он, — давай-ка верни Лео ключ.

Марк выпятил нижнюю губу и надулся, ну точь-в-точь как разобиженный двухлетний малыш, которому сообщили, что добавки мороженого не предвидится. В этот момент его голова с почти младенческим лицом и рослое, длинное тело настолько не вязались друг с другом, что могло показаться, будто верхняя половина туловища просто отстала от нижней, давно ее перегнавшей.

В следующую субботу, когда Марк пришел ко мне, я не заметил в его настроении кардинальных перемен, хотя он и был подавлен. Зато выкрашенные в зеленый цвет волосы я заметил сразу, но почел за лучшее промолчать. Я решил расспросить его про Джайлза.

— Как поживает твой приятель?

— Тедди? Хорошо.

— Ты, по-моему, говорил, что он художник?

— Да, и, между прочим, известный.

— Неужели?